Володька подумал, что Пряников получил комнату, вероятно, вне очереди, обойдя семейных людей. Начальство просто не устояло перед его нудным упорством.
— По блату, что ли, дали?
Если бы Пряников получил комнату по блату, он с гордостью признался бы в этом: значит, у него были какие–то особенные связи с начальством. Но комнату он честно высидел у дверей старшего инженера. Право на нее он имел, как всякий честный рабочий–строитель, много лет строивший людям жилища.
— Я человек скромный. Разве не знаешь?
— Скромный–то скромный, но если заладишь — жизни не дашь. Так в чем же все–таки дело, Пряников? Какая у тебя забота?
Пряников оставался в состоянии нерешительности. Ему требовался чужой ум, но он опять–таки боялся, как бы этот чужой ум не принес ему вреда. Благодаря неустанной деятельности Пряникова получение комнаты совпало с торжеством главной его мечты — о женитьбе на даме, имеющей квартиру. Теперь новые неотвязные заботы грызли его, как злые собаки. Они преследовали его даже во сне и наводили на его душу непрерывный страх.
— Володя, будь другом, не смейся.
Володька обещал не смеяться. Он почувствовал, что Емельян встревожен не на шутку.
А тот произнес шепотом и задыхаясь:
— Она нашлась.
— Кто? — не понял Володька.
— Дама.
— Ей–богу?
— Ей–богу.
— Интересная?
— Как полагается.
— С площадью?
— Ну да!
— Квартира?
— Ну да!
— Где?
— На Ордынке.
— Сколько комнат?
— Две.
— А не врешь?
— Да нет же!
— Молодая?
— Нельзя сказать.
— Старуха, что ли?
— Тоже нельзя сказать.
— Сколько же ей?
— Не пойму.
— А ты спросил бы.
— Не говорит.
Теперь, когда Пряников открыл ему свою тайну, Володька страшно захотел спать. По совести говоря, дела Емельяна нисколько его не волновали.
— Любовь у вас, что ли? — спросил он, зевая.
Емельян промолчал.
— Или как?
— Любовь не любовь, — быстро заговорил Емельян, — но она ко мне липнет. Ласковая! Никого у нее нет. Я тоже один, сам знаешь. Пожелала ко мне наведаться. Опасается, конечно, как бы жених не оказался женатым. Сегодня должны договориться. А я ни на что решиться не могу. Сна нет. Живу, как под судом.
Голос Пряникова звучал уныло и нудно, и от этого Володьке еще сильнее захотелось спать.
— Она из своих двух комнат не уйдет. Я тоже своего терять не могу. А выбирать надо. Надо же выбрать что–то. Вот я и прошу тебя: помоги. Посоветуй.
Володьке стало смешно. Ирочка, вся в серебряных речных брызгах, заслоняла перед ним Пряникова. Как она смеялась бы над неразрешимыми заботами Емельяна! Володька невольно смеялся вместе с ней.
— Не сочувствуешь? — с удивлением глядя на Володьку, спросил Пряников.
— Сочувствую, сочувствую, — солгал Володька.
— Так помоги!
— С удовольствием! Ты скажи, как?
Пряников ничего сказать не мог. Он не знал. Мучительно моргая своими маленькими мутными глазками, он старался придумать, как можно помочь ему в этом деле.
— Что я могу? — рассуждал Володька вслух. — Я в этом деле благородный свидетель. Посуди сам, Емельян. Я твою даму не знаю, в глаза ее не видал…
— Сейчас увидишь.
— А какой толк? С человеком, говорят, сколько соли надо съесть?
— Пуд, — уныло ответил Пряников.
— Пуд… Видишь, но и этого мало. Ты один можешь понять человека, с которым желаешь найти свое счастье.
Пряникова передернуло.
— Какое там счастье! Я из–за нее могу комнаты лишиться! Счастье! Ты мое положение пойми! У нее две комнаты, а она меня хочет прописать. Учти, дом старый. У меня одна комната — восемнадцать метров… Дом новый. Балкон. И это придется кому–то пожертвовать!
Володька вскипел. Ему вдруг вспомнился Иван Егорович, и он живо представил себе, как старик отчитал бы Емельяна Пряникова.
— Ну тебя к черту! — крикнул Володька. — Выбирай сам. Две комнаты с дамой, одна без! Я выбрал бы без. А как тебе выбрать, не знаю. Ты окончательно мутный человек. Ну тебя к дьяволу!
— Пойми же, — умоляюще забормотал Пряников. — Я не знаю… Стоит ли… Я не могу ее раскусить. Зачем я ей?.. Может, у нее тоже расчет имеется?
О том, что у него имелся расчет, он, естественно, не думал и себя за это не осуждал. Володьку эти слова привели в бешенство.
— Сволочь! А сам? Сам расчета не имеешь?
— Какой у меня расчет! Самый простой. Я боюсь чего? Я боюсь комнаты лишиться. Своими руками заработал.
— Ну и не лишайся.
— Так ведь… — Пряников улыбнулся с некоторым даже самодовольством. — Там у нее кой–какое убранство имеется. Приду на все готовое. И ведь жена! Не думай, что она какая–нибудь… Она порядочная.