Моей матери. — По свидетельству всех знавших ее, мать поэта, Катарина Элизабета Гете, урожденная Текстор (1731–1808), была замечательной женщиной, умной, доброжелательной, жизнерадостной. Она родила шесть детей, из которых четверо умерли в раннем детстве; Гете был старшим. У нее было богатое воображение, и Гете считал, что эту способность унаследовал от нее. Отношение к матери, выраженное в этом стихотворении, Гете сохранил на всю жизнь.
Три оды к моему другу Беришу. — Студент Гете подружился в Лейпциге с Эрнстом Вольфгангом Беришем (1738–1809). Занимая скромное положение домашнего воспитателя молодого аристократа, Бериш отличался остротой мысли, резкостью языка и независимостью взглядов. Гете, который был на одиннадцать лет моложе, подружился с ним и сделал его своим поверенным. Три оды написаны в связи с отъездом Бериша из Лейпцига, который был вынужден покинуть город вследствие клеветы. Благодаря поэту Фридриху Готлибу Клопштоку (1724–1803) Бериш получил место воспитателя в Дессау. В стихотворениях Гете в аллегорической форме касается обстоятельств, приведших к отъезду Бериша. В поэтическом отношении оды Беришу предвещают перелом в его поэзии. Гете применил в этих одах вольные формы нерифмованного стиха в духе поэзии Клопштока. Что касается Бериша, то его резкая критика всех общепринятых понятий возможно послужила одним из слагаемых образа Мефистофеля.
Элегия на смерть брага моего друга. — Речь идет о старшем брате Бериша (имя его не удалось установить), состоявшем на службе у ландграфа Гессен-Филиппштальского. Неизвестно, какие поступки этого феодала подали повод для смелых тирад свободолюбивого молодого Гете против тирана, сыгравшего роковую роль в судьбе брата Бериша, но они показательны для умонастроения поэта в те годы. В четвертой строфе упоминается невеста покойного, скончавшаяся за год до него.
ИЗ ЛИРИКИ ПЕРИОДА «БУРИ И НАТИСКА»
С переезда Гете в Страсбург в 1770 году начинается важнейший период в развитии творческого гения поэта. Огромную роль в этом сыграл его друг, выдающийся мыслитель и писатель Иоганн Готфрид Гердер (1744–1803), который помог Гете порвать с искусственностью стиля рококо и открыл ему, что источником подлинной поэзии является народное творчество. Благодаря влиянию французского мыслителя Жан-Жака Руссо (1712–1778) Гете проникается стремлением приблизиться к природе. Его литературными кумирами становятся поэты, сочетающие величие и естественность чувств с близостью к природе, — Гомер, Шекспир и Оссиан (кельтский бард раннего средневековья, под именем которого шотландец Джеймс Макферсон издал написанные им поэмы). Именно в это время происходит формирование Гете как совершенно самостоятельного художника. В стихотворениях этого периода впервые раскрывается титаническая мощь лирического гения Гете, вводящего в поэзию новые мотивы и создающего новые поэтические формы.
В автобиографии («Из моей жизни. Поэзия и правда», кн. 10 и 11; см. т. 3 наст. изд.) Гете с большой проникновенностью рассказывает историю своей любви к Фридерике Брион, дочери пастора в деревушке Зезенгейм. Любовь к Фридерике совпала с новым пониманием поэзии как выражения непосредственного чувства. Лирика этого времени представляет собой решительный разрыв с рассудочностью поэзии классицизма. Человек и природа в новой лирике Гете слиты, чувства сильны и лишены галантного жеманства рококо. Недаром многие из этих стихотворений — песни.
Фридерике Брион. — Живая непосредственность призыва к возлюбленной, пропустившей час утреннего свидания, сочетается с тонкой передачей атмосферы деревенского быта в Зезенгейме. Простота и естественность интонаций стихотворения была для того времени необыкновенной, — до Гете ее не было в немецкой лирике. Но еще не изжиты некоторые условности поэзии XVIII в. в использовании античной мифологии. Филомела — имя афинской царевны, превращенной богами в соловья; камена — в римской мифологии нимфа: камены отождествлялись с музами.
«Вернусь я, золотые детки…» — Из письма к Фридерике и ее сестрам. Как в предыдущем стихотворении, лиризм Гете вдохновляется видением патриархального уюта пасторского дома.
«Скоро встречу Рику снова…» — Покидая Зезенгейм для своих занятий в Страсбурге, Гете переписывался с Фридерикой. Когда он читал ее письма, ему «казалось, что и здесь, на бумаге, это она, Фридерика, вбегает, летит, резвится, торопится, легкая и уверенная в себе. И я охотно писал ей; живое представление о ее прелести увеличивало мою любовь даже в разлуке…» («Поэзия и правда», кн. 11).