Выбрать главу
И вот, обернувшись назад, Он видит дверцу, ведущую в сад. И там, за невысоким забором, Видит девушку с томным, поникшим взором. Под яблонькой, перед ручейком, Она сидит, вздыхает тайком. И преискусно плетет веночек Из алых роз — к цветку цветочек. Ах, кто обладателем станет венка? Она и сама не знает пока. Но что-то ждет ее впереди, И оттого — томленье в груди, И мыслей смятенье, и взор этот влажный, И вздох печальный и протяжный. Дитя мое, радость моя, поверь, Все, что тревожит тебя теперь, Превратится в усладу и в благодать — Надо только милого подождать. Ты увидишь: единственный твой придет, И забвенье в объятьях твоих найдет, И будет взором твоим исцелен Тот, кто был судьбой, как огнем, опален. Пусть его лихорадит, пускай трясет — Его лишь твой поцелуй спасет. И, от всех напастей освобожден, К жизни будет любовью он возрожден. Твое лукавство и плутовство Не лекарство разве, не волшебство?.. И любовь остается навек молода, И поэт не состарится никогда!.. Так наш мастер сладчайшее чудо зрит. В этот миг над главою его парит Дубовый венок среди облаков — Награда певцу от грядущих веков. И пусть к дьяволу тот попадет в кабалу, Кто не воздаст ему честь и хвалу!
1782

НА СМЕРТЬ МИДИНГА

Дом Талии… В нем людно, как всегда. Народ спешит, снует туда-сюда. На голой сцене топот, грохот, стук. Ночь стала днем, страдою стал досуг…
Фантазией художника влеком, Гремит проворный плотник молотком. Гляжу: с костюмом Хауеншильд спешит — Костюм для мавра иль для турка сшит? А Шуман словно жалованью рад — Нашел искомый колер, говорят. А Тильенс что?.. Чем хуже он кроит, Тем нас верней забавой покорит. А вот и сам еврей Элькан, банкир… …Мне кажется, здесь затевают пир…
Как! Перечислив всех до одного, Я не назвать отважился того, Кто истинный творец подмостков сих, Кто собственной рукою создал их И, не щадя ни времени, ни сил, Немые доски в сцену превратил!
Он так искусством загореться смог, Что колики и кашель превозмог. Но что с ним ныне?! Я ответа жду, Внезапную предчувствуя беду. И вдруг ответ донесся, как сквозь сон: Пойми! Не болен — умер, умер он!
Как?! Мидинг умер?! Кто это сказал?! Стон гулким эхом наполняет зал. Труд замер… Каждый руки опустил. Клей, охладев, засох. Раствор застыл. Конец!.. Лишь наступившая среда Продолжила движение труда.
Он мертв… Земле останки предадим. Но чем же мы его вознаградим? Откройте гроб! Приблизьтесь все к нему, Предавшись скорбно чувству одному, Чтоб скорбь, что так безмерно тяжела, Достойно в размышленье перешла.
О славный Веймар! Ты известен всем Как новый, европейский Вифлеем. Одновременно и велик и мал, Игру и мудрость ты в себя вобрал. Благодаря завиднейшей судьбе Смогли сойтись две крайности в тебе. Так будь, к добру и к правде устремлен, Святой игрою страсти окрылен!
И ты, о Муза, громко назови То имя с чувством скорби и любви! Ты стольких от забвения спасла, Из вечной ночи к свету вознесла! Так пусть же, устремляючись в зенит, Над миром имя Мидинг прозвенит!.. Мы мним себя владыками судьбы, Хоть в самом деле мы ее рабы, И от того всё норовим бежать В пустой надежде время придержать. Мы в лихорадке мечемся шальной, Но, слыша стон соседа за стеной, Стремимся улизнуть подальше прочь, Чтоб дальнему — не ближнему помочь. Таков наш мир… Так научи нас впредь В чужой кончине и свою узреть!
Взываю к государственным мужам: Кто здесь лежит, тот был подобен вам! В служении он выгод не искал… Как он умом, фантазией блистал! И выросло творение его, В котором притаилось волшебство. Растрачивал он силы день за днем; И автор и актер нуждались в нем. Умело нитки дергала рука, Да нитка жизни чересчур тонка.