34 б
Да, средь немецких князей мой князь не из самых великих:
Княжество тесно его и небогата казна;
Но если б каждый, как он, вовне и внутри свои силы
Тратил, то праздником жизнь немца средь немцев была б.
Впрочем, зачем я славлю того, кого славят деянья?
Да и подкупной моя может казаться хвала,
Ибо дал он мне то, что нечасто великие дарят:
Дружбу, доверье, досуг, дом, и угодья, и сад.
Всем я обязан ему; ведь я во многом нуждался,
Но добывать не умел — истый поэт! — ничего.
Хвалит Европа меня, но что дала мне Европа?
Я дорогою ценой сам за стихи заплатил.
Немцы мне подражают, охотно читают французы;
Лондон! Принял как друг гостя смятенного ты.
Только что пользы мне в том, что нынче даже китаец
Вертеров пишет и Лотт кистью на хрупком стекле?
Ни короли обо мне, ни кесари знать не желали;
Он лишь один для меня Август и мой Меценат.
35
Жизнь одного человека — что значит она? И, однако,
Тысячи станут судить каждый поступок его.
Значат стихи еще меньше. Но тысячи будут ругать их
Иль восхищаться. Мой друг! Жить и писать продолжай.
36
Фрески, картины везде! До чего же меня утомили
Перлы искусства, что здесь в каждом хранятся дворце.
И средь таких наслаждений порой нужна передышка,
Ищет живой красоты мой притупившийся взгляд.
Комедиантка! в тебе я узнал мальчуганов прообраз —
Тех, что Беллини писал с крыльями, радуя взор,
Тех, что послал жениху Веронезе доставить бокалы
К свадьбе, где гость пировал, воду считая вином.
37
Словно искусным резцом, изваяно стройное тело;
Словно оно без костей, гнется, как в море моллюск.
Все в нем — суставы, все — сочлененья, все в нем прелестно,
В меру оно сложено, гибко без меры оно.
Я изучил человека, и рыб, и зверей, и пернатых,
Знаю рептилий — они чудо природы вполне,
Но удивляюсь тебе, Беттина, милое чудо:
Ты — все вместе, и ты — ангел, помимо всего.
38
Ножки, дитя, к небесам поднимать не надо: Юпитер
Смотрит, и зорок орел, и Ганимед разозлен.
39
Ножки тяни к небесам беззаботно! Мы поднимаем
Руки в молитве; но ты все же безгрешней, чем мы.
40
Гнется шейка твоя. Удивляться тут нечему: часто
Держит она всю тебя; малый твой вес ей тяжел.
Мне ничуть не претит наклоненная набок головка:
Груз прекрасней вовек шейку ничью не сгибал.
41
Так неясных фигур произвольным сплетеньем смущает
В мрачности адской своей Брейгель мутнеющий взгляд.
Так, резцом воплотив Иоанна видения, Дюрер,
Сливший сверчков и людей, здравый рассудок мутит.
Так поэт, что воспел сирен, кентавров и сфинксов,
Слух удивленный пленял и любопытство будил.
Так нас тревожит сон, когда снится, что, взявшись за дело,
Мы преуспели и вдруг все расплывется, как дым.
Так и Беттина, когда ей руки служат ногами,
Нас смущает — и вновь радует, на ноги встав.
42
Что ж, с удовольствием я отойду за черту меловую:
Просит так кротко меня, сделав «боттегу», дитя.