Выбрать главу
        Только один за корму, стоя у мачты, глядит, Видит, как тонут в волнах, отдаляясь, синие горы,—         Вместе с ними сейчас тонет вся радость его. Так же из глаз у тебя, о Дора, скрывается судно,         Друга отняв у тебя, — нет, унося жениха! Так же напрасно ты смотришь мне вслед, и стучит твое сердце         Все еще в лад, но, увы, больше не рядом с моим. Краткий, единственный миг, в который жил я! Ты сто́ишь         Всех без следа для меня холодно канувших дней. В этот единственный миг, в последний, жизнь мне предстала,         Словно по воле богов, как откровенье, в тебе. Только напрасно, о Феб, ты светом эфир озаряешь,—         Мне опостылел теперь твой ослепительный день. Мыслями я возвращаюсь назад, чтоб в тиши повторилось         Время, когда что ни день Дору Алексис встречал. Как же я мог равнодушным к ее красоте оставаться?         Прелесть небесную в ней чувством слепым не постичь? Полно, себя не вини! Порой собравшимся в уши         Вложит загадку поэт в хитром сплетении слов; Соединеньем картин причудливых каждый доволен,         Недостает одного слова — ключа ко всему. Но, чуть найдется оно, все души полны восхищеньем,         В строчках разгаданных вдруг прелесть двойную открыв. Что же так поздно, Амур, ты снимаешь повязку, которой         Сам завязал мне глаза, что же так поздно, Амур? С грузом давно дожидался корабль попутного ветра;         Вот наконец потянул в море от берега бриз. Юности время пустое! О будущем думы пустые!         Вы разлетелись, и мне час остается один. Да, он со мною! Со мной мое счастье, — ты, моя Дора!         Образ надежды моей вижу я только в тебе! Часто глядел я, как в храм ты идешь, скромна, приодета,         Как торжественно мать шествует рядом с тобой, Как ты на рынок несешь плоды, свежа и проворна,         Как на головке кувшин чуть лишь колышешь с водой. Раньше всего я заметил твои затылок и спину,         Стройность движений твоих раньше всего разглядел. Как я боялся порой, что ты кувшин опрокинешь!         Только на скрученном в жгут твердо стоял он платке. Да, вот так и привык я к своей прекрасной соседке,         Так же, как всякий привык к виду луны или звезд. Ими любуется каждый, но даже и тени желанья         Чем-то из них обладать не шевельнется ни в ком. Так проходили года. Лишь двадцать шагов разделяло         Наши дома, — хоть бы раз к вам я ступил за порог! Нас разделяют теперь пучины. — Ты, море, напрасно         Небом прикинулось: ночь вижу я в сини твоей. Все пробуждалось уже, когда из отчего дома         Кликнуть на берег меня мальчик бегом прибежал. «Парус там поднят уже, — он сказал, — и по ветру плещет,         Якорь с песчаного дна тянут уже что есть сил. Время, Алексис! Пойдем!» И уже возлагает степенно         Руку на кудри мои, благословляя, отец. Мать подала узелок, приготовленный ею заране.         Оба сказали: «Вернись счастливо и с барышом!» Быстро я выбежал вон, узелок зажимая под мышкой.         Шел вдоль ограды — и вдруг ты у калитки стоишь Вашего сада и мне говоришь, улыбаясь: «Алексис,         Кто это поднял там шум? Спутники, верно, твои? Ты уезжаешь в чужие края, дорогие товары         И драгоценности там купишь для наших матрон,— Так привези для мепя цепочку. Купить украшенье         Хочется мне уж давно: с радостью я заплачу». Я же расспрашивать стал, как купец настоящий: какою         Быть на вид и на вес эта цепочка должна. Цену скромную ты назвала, а меж тем я увидел:         Царских сокровищ любых шея достойна твоя. Громче раздался призыв с корабля, и тогда ты сказала         Дружески: «Наших плодов ты на дорогу возьми; Спелых возьми померанцев и выбери смокв побелее:         В море плоды не растут, да и не в каждой стране». В сад я вошел за тобой. Хлопотливо плоды собрала ты,         Ношей своей золотой платья наполнив подол. «Хватит!» — просил я не раз, но вновь, едва ты коснешься,         Падал в руки тебе лучший из спелых плодов. Вот подошла ты к беседке, и там отыскалась корзинка,