Он
Я, к цветам наклоняясь, черпнул бы их сладости дивной,
Той, которой земля чашечки полнила их.
Она
Я же вечером свежей застала бы эту гирлянду;
Не увядая, глядеть будет она со станка.
Он
О, как я обделен, как я беден! И ах! как мечтаю
Этот блеск удержать, что не под силу очам!
Она
Привередливый друг! Ведь ты поэт, а желаешь
Дар второй обрести? Вооружись-ка своим!
Он
А поэт подберет ли цветов горячие краски?
Рядом с телом твоим слово — бесплотная тень.
Она
А передаст ли художник ласкающий шепот: «Люблю я
Только тебя, мой дружок, только тобою живу».
Он
Ах! нипочем и поэт не скажет так сладко: «Люблю я!»
Так, как сказалось оно — на ухо другу — тобой.
Она
Много обоим под силу! И все же речь поцелуев
С речью взоров дана только влюбленным в удел.
Он
Ты обоих затмила; цветами поешь и рисуешь:
Дети Флоры тебе краски и вместе — слова.
Она
Но неустойчивый дар плетется руками моими:
Свежий утром, венок к вечеру, глянешь, увял!
Он
Так и боги даруют нам бренную прелесть и манят,
Все обновляя дары, смертных в безгорестный путь…
Она
День такой назови, чтоб я венка не дарила
Милому — с первого дня, как полюбила тебя.
Он
Он еще сохранился, твой первый дар незабвенный,
Радостный пир обходя, ты мне его поднесла.
Она
Только украсила чашу, гляжу, осыпается роза;
Ты отпил и вскричал: «Девочка, яд — в лепестках».
Он
Ты ж на то возразила: «Они наполнены медом;
Впрочем, только пчела сладость умеет добыть».
Она
Но нескромный Тиманф как схватит меня да как крикнет:
«Разве шмелю не испить сладкую тайну цветка!»
Он
Ты рванулась из рук, спасаясь в бегстве; упали
Грубому парню к ногам розы, корзинки, венки.
Она
Ты же властно воскликнул: «Малютку брось-ка! И розы,
И малютка сама слишком нежны для тебя!»
Он
Он лишь крепче вцепился в тебя, смеясь до упаду,
И одежда твоя донизу сверху рвалась.
Она
Ты метнул в вдохновенной вражде недопитую чашу;
Гулко ударилась в лоб и расплескалась она.
Он
Хмель и гнев слепили меня, и все ж я заметил
Белые плечи твои и обнаженную грудь.
Она
Что за крики кругом, что за смута! Льется багрово
Кровь с вином пополам с черепа злого врага.
Он
Но тебя, лишь тебя я видел! В горькой досаде
На пол присев, свой наряд ты запахнула рукой.
Она
Ах, как летели тарелки к тебе! Я дрожала при мысли,
Что незнакомца сразит пущенный метко металл.
Он
Только тобой увлечен, я видел: свободной рукою
Ты ухитрилась сбирать розы, корзинки, венки.