За то, что я прикинулся поэтом,За то, что музу называл сестрой.За то, что в мир ушел переодетымВ чужое платье, на чужой покрой —
Мой каждый слог мне ложем был Прокруста!Мой каждый стих рождался чуть дыша!Смирительной рубашкою искусстваСпеленута свободная душа.
Мой горизонт словами был заставлен.Они всё солнце заградили мне!Затем чтоб стих был набело исправлен,Вся жизнь моя заброшена вчерне.
Я предал жизнь! Обиду за обидойЯ наносил ей сам своей рукой!Я приказал ей быть кариатидой,Согнувшейся под каменной строкой.
* * *
Уже последний пехотинец пал,Последний летчик выбросился в море,И на путях дымятся груды шпал,И проволока вянет на заборе.
Они молчат — свидетели беды.И забывают о борьбе и тленеИ этот танк, торчащий из воды,И этот мост, упавший на колени.
Но труден день очнувшейся земли.Уже в портах ворочаются краны,Становятся дома на костыли…Там города залечивают раны.
Там будут снова строить и ломать.А человек идет дорогой к дому.Он постучится — и откроет мать.Откроет двери мальчику седому.
* * *
Топчемся, чужую грязь меся.Тошно под луною человеку.Отвязаться бы от всех и вся!С темного моста да прямо в реку!
Гибнет осень от кровопотерь,Улица пустынна и безлиства.И не всё ли мне равно теперь —Грех или не грех самоубийство,
Если жизнь тут больше ни при чем,Если всё равно себя разрушу,Если всё равно параличомМне давно уже разбило душу.
* * *
Думал — осенью буду счастливым,Да со счастьем всегда нелады,И обрызганы мюнхенским пивомЭти мюнхенские сады.
Я давно уже в роли растяпыИ за жизнью тащусь позади,И поля моей старенькой шляпыОбломали чужие дожди.
Я серьезных не слушаю споров,Да и шуток уже не шучу.У судьбы-то прижимистый норов,А противиться не по плечу.
То на улице мерзну безлюдной,То слоняюсь среди пустырей,Чтоб какой-нибудь смерти нетруднойПриглянулся бы я поскорей.
* * *
Год за годом — верста за верстой…А про счастье слыхали наслышкой.Все мы платим земле за постойСединою, тоской и одышкой.
А быть может, и счастья-то нет,Есть одни надоевшие бредни.А вели нас к нему в кабинет,Да оставили в грязной передней.
Что ты лжешь мне, постылая жизнь!Разве мало тебе идиотов?Отцепись от меня, отвяжись!Я тебя уже сбросил со счетов.
* * *
Подводила к высокому вязу,Зазывала в глухие поля…Твоему голубому отказуЯ не сразу поверил, земля.
Для того ли в туман приальпийскийУводили меня колеи,И твои золотые запискиНа дороги летели мои,
Чтобы сгинуть в беззвездной Европе,Где панели тоской налиты,Где рассвет, как забойщики в копях,Отбивает от ночи пласты,
Где, как сумерки, улицы стары,И на каждых воротах броня,И смертельные желтые фарыОтовсюду летят на меня,
Где сады багровеют от желчиИ спешат умереть облака,Где тоскуют и любят по-волчьиИ бросаются вниз с чердака.
* * *
Лужицы — как цинковые миски.С крыш, с деревьев, с проводов течет.По камням дожди, как машинистки,Отстучали годовой отчет.
На ходу влетают мне за воротДва кленовых солнечных листка.Это осень оставляет город,Вдоль дорог бегут ее войска.
И вослед уйдут последним взводомБелые листки календарей,И воскликнут люди: «С Новым Годом!»Чтобы стать еще на год старей.
Облетают мысли с каждым шагом.Прохожу по скверам не спеша.Скоро выйдет к миру с белым флагомПеремирье заключать душа.
* * *
Каштановым конвоемОкружено окно,И вся земля запоемПьет красное вино.
Мой голубой автобусУходит на бульвар.Как мне понятна робостьЕго туманных фар!
Он весь как на эстраде,Под рыжей бахромой.И люди в листопадеНе ходят по прямой.
От парка и до паркаОн ветрами несом.И осень, как овчарка,Бежит за колесом.
* * *
День отступит, тьма поборет,Выйдут звездные полки…С Новым Годом, старый город!С Новым Горем, земляки!
Тот повесится в уборной,Этот бросится с моста,У кого-то ночью чёрнойВынут дуло изо рта…
Кто еще нас объегорит,Счастье новое суля?С Новым Годом, старый город!С Новым Голодом, земля!
За далекой переправой,Может, бросим якоря,Где-то проволокой ржавойПовстречают лагеря.
Не повесят, так уморят,Не леса, так рудники…С Новым Годом, старый город!С Новым Горем, земляки!
* * *
Кончается ночь снеговая,И крыши всплывают грядой.Звезда над дугою трамваяДрожит Вифлеемской звездой.
Ночь канула, с места не тронувДвухтысячелетней канвы,И где-то с вокзальных перроновВыходят седые волхвы,
И елка в окне магазинаВ плену золотого дождя…Но старые три господинаУшли, никого не найдя.
* * *
Млечный путь осел на колею.День жесток, а ночь еще жесточе.У столба дорожного стоюЗа колючей проволокой ночи.