* * *
Я это молчание выбил, как пробку,И залил бумагу лиловым вином…Веселого месяца тонкую скобкуПовешу над самым высоким окном!
И только рукою взмахну я надменно,И город столпится у этой реки, —Смотри — на балконах стоят джентльменыИ к звездам бросают свои котелки!
И небо прожектором залито синим,И, кажется мне, я по крышам иду.Какая-то женщина в платье павлиньемПо небу ночному летит, как по льду!
И рвутся ракеты, и гаснет каскадомЗа красной струей золотая струя…Ну что ж, ты довольна своим маскарадом,Ответь мне, бессонная совесть моя?
Мы все столковаться с тобой не умеем,Я спорил с тобою до боли в висках,Водил по театрам, таскал по музеямИ скрипками мучил в ночных кабаках!
Мне все в этом мире казалось забавой,Зачем же, и мир от меня заслоня,Прощальные слезы ирландки картавой,Как капельки лавы, сжигают меня.
* * *
Пятнадцать тысяч ночейМеня приходили проведать,И всё до последней звездыОни приносили мне.
Пятнадцать тысяч ночей —Земное богатство моё.Хочешь, тебе отдамВсё до последней звезды?
Вот черного мрамора ночьВ белых прожилках звёзд, —Ты выстроишь из неёСонные города.
А хочешь вокзальную ночь,Железнодорожную ночь,Забившую в прорезь мостаЗаклепанный болт луны?
Возьми океанскую ночь,Ночь плавающих звёзд,Ночь шатких, черных зеркал,Вздохов соленых ночь.
Я дам тебе белую ночьВ городе над Невой.И ты ощутишь звезду,Как ощущают укол.
Есть еще у меняНочи — ты их не тронь —Ночи, когда я хотелПонять, что такое смерть.
Такие ночи темнейКаменноугольных шахт.
* * *
Снова смерть дала мне поводУбедиться и понять,Что земную жизнь, как провод,Надо где-то заземлять.
Слишком много было молний,Ударяющих в пути,В глубь кладбищенских безмолвийНадо молниям уйти.
И очистившись от гнева,Наконец смирясь во всём,Мы сверкающее небоВ гроб с собою унесём.
* * *
Хлопочет сердце где-то в глубине.Как моль в шкафу, оно живет во мне.
От жизни, как от старого сукна,Осталась только видимость одна.
Всё перетлело, чтобы жить моглоЗаносчивое маленькое зло.
* * *
Сколачивали тучи в складчинуВ горах вечернюю грозу,Весь потемневший и взлохмаченный,Лес беспокоился внизу.
И там, где камни наворочены,Там, над дорогою кривой,Осины сбились у обочины,Тряся испуганной листвой.
По небу отсветами плещетсяЖар-птицы молнии перо.Пошло трещать, земля-помещица,Твое зеленое добро!
И над бобровою запрудою,Ворвавшись в мертвый бурелом,Как будто палицей орудуя,Прошел многоэтажный гром!
И вновь, вверху, собравшись с силами,По тучам с грохотом полез,И наконец, ударив, выломилВорота всех семи небес.
И сразу, через все пробоины,Сверкая, зыблясь и галдя,Пошли, колоннами построены,Косые полчища дождя.
ИЗ РИЛЬКЕ
Всё это там, где крайний ряд лачугИ новые дома, что узкогрудоИ робко выступают из-под спудаЛесов, чтоб видеть, где начнется луг.
Весна всегда там теплится чуть-чуть,В бреду подходит лето к этим доскам,Неможется деревьям и подросткам,И осень лишь повеет чем-нибудь
Далеким, примиряющим: зарюТам нежно плавит вечер на равнине,И брезжит стадо, и пастух в овчинеК последнему прижался фонарю.
* * *
Моей жене
Деревца горят в оконных рамах,Как пирамидальные костры.В застекленных параллелограммахБлещут свечи, бусы и шары.
Посмотри, вверху над небоскрёбомВстала Вифлеемская звезда.Даже небо кажется особым,Сделанным из голубого льда.
Мы пойдем бродить с тобой без толкуЗа веселой цепью огоньков,Всю тебя осыплю я, как ёлку,Золотым дождем моих стихов.
Вот он снежный, уличный, старинный,Радостный рождественский уют.И витрин высокие каминыЗаревом прохожих обдают.
Вот и ты застыла изумленно,Бронзовым окном поражена,Точно там не звери из нейлона,А блистает клад с морского дна.
Закипает вечер снегопадомСветятся снежинки на бегу.У окна стоят с тобою рядомАнгелы босые на снегу.
* * *
В горячей и пыльной столицеТы книгу Толстого открой.И вдруг с типографской страницыЗапахнет землею сырой.
Как будто проходим мы лугом,Как будто мы полем идём,Как будто он вспахивал плугомВот этих страниц чернозём.
Бродильные крепкие соки,Пахучие соки земли,Вот в эти толстовские строкиТяжелым составом вошли.
Пускай они кажутся грубы,Но плотно друг в друга войдя,Сколочены фразы, как срубыОдним топором без гвоздя.
Толстому ль вколачивать ровноИскусства заржавленный гвоздь.Он слов непокорные бревнаС размаху сбивал на авось.
Героя по-своему строя,С него он соскабливал грим,Что толку в типичном герое,Он должен быть неповторим.
Зачем приукрашенность Анне,Наташе к чему ореол?Толстой их не вывел в романе,А просто на землю привел.