Автор. У вас лирическая натура, дорогой Фюрхтеготт Гофер.
Посетитель. Это от чтения ваших романов.
Автор. Тогда сожалею. Вы плохо одеты. Очевидно, вы не очень преуспеваете на новом поприще.
Посетитель. Да, мой путь не усеян розами.
Автор. Здешний министр юстиции мой друг. Мне стоит только ему намекнуть… Какую область криминалистики вы избрали? Шпионаж? Супружеские измены? Торговлю наркотиками? Живым товаром?
Посетитель. Литературу.
Автор (встает, строго). Тогда я снова должен указать вам на дверь.
Посетитель (встает). Уважаемый господин Корбес!
Автор. Вы стали критиком?
Посетитель. Позвольте вам объяснить…
Автор. Вон!
Посетитель (в отчаянии). Но я исследовал ваши произведения только с точки зрения уголовной.
Автор. Ах, так. Тогда можете остаться. Давайте сядем.
Посетитель. Позволю себе…
Автор. Меня толковали с точки зрения психоаналитической, католической, протестантской, экзистенциалистской, буддийской, марксистской, но никогда еще не трактовали так, как это пытаетесь сделать вы.
Посетитель. Я должен разъяснить вам еще кое-что, уважаемый маэстро.
Автор. Корбес!
Посетитель. Уважаемый господин Корбес. Я подходил к вашим книгам с заранее имевшимся у меня подозрением. Все, что существует в фантазии, то есть в ваших романах, должно существовать и в действительности, потому что, по-моему, невозможно изобрести то, чего в природе нет.
Автор (смущенно). Разумное соображение.
Посетитель. Исходя из него, я принялся разыскивать ваших героев-убийц в реальной жизни.
Автор (возбужденно). Вы решили, что между моими романами и действительностью существует связь?
Посетитель. Совершенно верно. Я действовал с железной логикой. Сперва я подвергал анализу ваше произведение. Ведь вы не только скандальнейший писатель нашей эпохи, о разводах, любовных похождениях, пьяных скандалах и охоте на тигров которого трубят газеты. Вы ведь еще прославились и как автор прекраснейших в мировой литературе описаний убийств.
Автор. Я никогда не возвеличивал убийство как таковое. Мне важно было показать человека со всех сторон, а следовательно, показать, что он способен и на убийство.
Посетитель. Как сыщика меня не интересовало то, к чему вы стремились, меня интересовало то, чего вы достигли. До вас убийство считалось чем-то ужасным. Вы же этой темной стороне жизни — или, лучше сказать, смерти — придали красоту и величие. Вас называют «Мастер убийства» и «Смертельный удар».
Автор. Это говорит о моей популярности.
Посетитель. И о вашем умении найти таких мастеров-убийц, которых никто не может вывести на чистую воду.
Автор (с любопытством). Вы имеете в виду мою привычку… оставлять преступников неразоблаченными?
Посетитель. Вот именно.
Автор. Вы читали мои романы как полицейские отчеты?
Посетитель. Как отчеты об убийствах. Ваши герои убивают не ради наживы и не из страсти. Убийство доставляет им радость, наслаждение, они убивают, стремясь к утонченным переживаниям, — мотивы, которых традиционная криминалистика не знает. Для полиции, для прокурора такие мотивы слишком глубоки, слишком изысканны. Эти инстанции не допускают и мысли о том, что совершено убийство, потому что там, где для него нет мотивов, там нет и преступления. Если допустить, что убийства, которые вы описываете, действительно произошли, то общество должно было считать их либо самоубийством, либо несчастным случаем, либо естественной смертью.
Автор. Логично.
Посетитель. Именно так их и расценивает общество в ваших романах.
Автор. Именно так.
Посетитель. На этом этапе моего исследования я сам себе показался испанским рыцарем Дон…
Автор. Дон Кихотом.
Посетитель. …Дон Кихотом, которого вы часто упоминаете в своих романах. Он отправился в странствие потому, что принял рыцарские романы за подлинную жизнь, и я последовал его примеру, также приняв ваши романы за действительность. Меня ничто не могло остановить. «Если бы даже весь мир был полон чертей» — таков был мой девиз.
Автор. Замечательно. То, чем вы занялись, просто замечательно. (Звонит.) Себастьян! Себастьян!