Сен-Клод. В его положении связь с отравительницей вряд ли будет кстати.
Анастасия. Он ничего не знает.
Сен-Клод. Я его просветил.
Анастасия. Очень мило с твоей стороны.
Анастасия открывает медальон и вынимает из него нечто, напоминающее кусочек сахара.
Сен-Клод. Если ты не убежишь со мной, к тебе наведается полиция.
Анастасия. Резонно.
Спокойным, элегантным движением Анастасия кладет нечто, напоминающее кусочек сахара, в чашку справа.
Сен-Клод. Единственный политик, который может позволить себе роскошь выносить тебя, — это я.
Анастасия. Посмотрим.
Сен-Клод. Кофе готов?
Анастасия. Готов.
Сен-Клод (подходит к столику). Сахар положили?
Анастасия. Нет.
Сен-Клод берет из сахарницы кусочек сахара, кладет в чашку, стоящую справа, помешивает ложечкой. Он подносит чашку ко рту, не пьет, отводит руку с чашкой в сторону, внимательно смотрит на Анастасию, ставит чашку на стол.
Анастасия (неуверенно). Ты не пьешь?
Сен-Клод. Там уже был сахар. (Он вытирает пот со лба) Лучше я выпью кофе в городе, милочка. Тебе повезло. Пользы от этого тебе не было бы никакой, потому что банковского служащего, с которым ты собиралась бежать, сегодня вечером арестуют. К сожалению, с ним будет значительная сумма денег, которые ему не принадлежат. Видишь, я тоже предпринял кое-какие меры предосторожности. Иди надевай вечернее платье, нам пора ехать. По крайней мере ты не зря уложила вещи в чемодан.
Анастасия. Я согласна. Мы едем в Португалию. (Выходит в дверь слева).
Сен-Клод. Итак, она пошла в свою комнату. Я посмотрел ей вслед, засмеялся, со страхом взглянул на свою чашку, перегнувшись через столик, взял ее чашку и выпил кофе. (Он проделывает все это.) О, я знал ее, отравленный кофе остался нетронутым, и если бы я, в безмерной надежде все-таки совершить где-нибудь революцию, не счел, что меня не узнали, когда я в пустом гараже крал только что украденную, заново покрашенную автомашину — персонал гаража убежал смотреть на публичную свадебную церемонию, — если бы я, возвращаясь через сад, обратил внимание на трех человек, неумело прятавшихся кто за яблоней, кто за кипарисом, — с этим столь полезным созданием, с этой вавилонской блудницей я бы покорил весь мир!
Он удаляется через окно справа. Комната на мгновение остается пустой. Начинается четвертая часть Девятой симфонии. В правую заднюю дверь входит Миссисипи.
На нем черная мантия Генерального прокурора. Он подходит к столику, видит пустую чашку Анастасии, наливает в нее кофе. Затем вынимает из-под мантии маленькую золотую шкатулку, открывает ее. Что за этим последовало, догадаться нетрудно: он вынимает нечто, похожее на кусочек сахара, и кладет в чашку Анастасии. Проделывает все просто, не без элегантности.
Слева входит Анастасия в ярко-красном вечернем платье, с дорожным чемоданом в руке. Увидев Миссисипи, она застывает.
Миссисипи (кланяясь). Сударыня!
Анастасия (после паузь). Флорестан!
Миссисипи. Можете спокойно называть меня Поль. Весь мир знает мое имя.
Анастасия. Это же безумие — прийти сюда.
Миссисипи. Нет ничего безумного в том, сударыня, чтобы навестить свою жену, перед тем как навсегда исчезнуть. Второй раз из сумасшедшего дома не убежишь.
Анастасия. Я очень рада, Поль, что вместе с вами могу отправиться в тюрьму, чтобы сознаться в наших преступлениях.
Миссисипи. Оставьте эту мечту, сударыня, она была слишком прекрасна. Я засыпал письмами канцелярию своего преемника. Он мне не вериг. Он считает, что я сумасшедший.
Анастасия. Я тоже писала вашему преемнику. Он и мне не верит. Он считает меня «тюремным ангелом».
Миссисипи. Не хотите сесть?
Анастасия. Разумеется! (Указывает на кресло.) Прошу вас.
Миссисипи. Мы пили кофе, когда познакомились с вами пять лет тому назад, давайте же сделаем то же самое сейчас, перед тем как расстаться. Место то же самое, но, к большому сожалению, оно сильно изменилось: обои содраны, богиню любви почти не узнать, мебель в стиле Людовиков Четырнадцатого, Пятнадцатого и Шестнадцатого поломана, и только кофейный столик в стиле бидермейер, к счастью, остался цел.