Немецкие пулеметы, не переставая, работали в низине, трассы вылетали оттуда, врезались в землю возле площадки орудия. Стрельба в низине усиливалась; в нее влились тонкие строчки автоматов; тяжелые мины начали рваться на улочках деревни — дважды со скрежетом сыграл шестиствольный миномет.
Вся низина и река были затянуты серым туманом, и за рекой, впереди, невидимо приближаясь, тихо рокотали моторы то ли автомашин, то ли бронетранспортеров. Тот же звук, и выстрелы, и угадываемое на слух движение ощупью возникали слева и справа и, кажется, за спиной, и Ермаков понял, что это действительно суживалось колечко, сквозь которое пролезать надо было головой. Как ни был осторожен Бульбанюк, каким ни считался он расчетливым, свершалось то, чего нельзя было предусмотреть.
— Это не танки, товарищ капитан, — сказал один из сержантов Березкиных (Николай или Андрей, так он и не научился их различать), — танки по-другому…
И в глазах его засветились горячечные огоньки.
Никто не ответил; все смотрели в туман, туда, где был мостик. Эти почти незнакомые Ермакову люди в запачканных глиной шинелях, с воспаленными лицами вдруг ощутимо ближе стали ему сейчас; двое солдат ненужно протирали чистые снаряды, большие руки, натруженные за ночь, тряслись.
Торопливо сдваивая, заработала скорострельная пушка. Прерывистые трассы блеснули из тумана там, где был мостик, широкий силуэт выдвинулся к реке, и следом второй силуэт появился в белой мгле рядом.
— Бронетранспортеры,—сказал Березкин.—Это они…
Смутные живые фигурки забегали по берегу, близко рассыпались автоматные очереди, несколько человек, разбрасывая на бегу вспышки, тенями замелькали через мостик. И тотчас навстречу им зачастил, захлебываясь, «максим» на околице.
«Ду-ду-ду… а-а-а!»— послышалось оттуда смешанное и протяжное.
— По левому бронебойным! Наводить точнее! Огонь!.. — скомандовал Ермаков, ощущая жгучий азарт: «Смазать, смазать его с первого снаряда!»
Он не смазал бронетранспортер ни после первого и ни после второго снаряда — бронебойные, прочерчивая линии высоко над силуэтами, терялись в тумане. Туман изменял расстояние. Ермаков трижды снижал прицел и, когда после шестого снаряда заметил, что вблизи мостика туман порозовел, крикнул со злым весельем:
— По… правому!..
Но расчет медлил, и, сдвинув фуражку со вспотевшего лба — звенело в ушах, — он оглянулся на орудие: сержант Березкин, только что стоявший в двух шагах от орудия, сидел на станине, позеленев лицом, одними белыми губами странно улыбался, зажимая согнутой окровавленной рукой плечо, как если бы ею испуганно прихлопнул и не отпускал что-то.
— Ну что? — крикнул Ермаков. — Задело? Дуй в штаб батальона! Там — перевязку!
Он уже не обращал внимания на Березкина, который, не снимая руки с плеча, побежал по парку: справа на-двигающийся силуэт бронетранспортера выбрасывал пучки огня, и белые пунктиры, перекрещиваясь, проносились над щитом орудия.
— По правому!.. Два снаряда, огонь!..
У мостика розовое дважды смешалось с ярко-красным, и ему показалось, что туман впереди закипел багровым пламенем — не то мостик горел, не то бронетранспортер. Гулкое дудуканье крупнокалиберных пулеметов не заглушалось беспорядочной автоматной трескотней, и это «дуду-ду» накалялось теперь слева в низине, но замолкло около мостика.
Тут что-то весомо задело по козырьку Ермакова, и он, удивленный, увидел под ногами срезанную мокрую веточку.
— Товарищ капитан!.. Пригнитесь!..
Сзади с силой дернули его за рукав, он быстро повернулся и в упор встретился со встревоженным широкоскулым лицом Жорки.
— Ты что?
— Пригнитесь, товарищ капитан! Сейчас Бульбанюка возле штаба обстреляли. Снайперы где-то в деревне сидят. По парку бьют! — И Жорка возбужденно засмеялся. — К вам бежал — лупанули, бродяги, по мне. Со всех сторон бьют!..
— Как у Бульбанюка?
— Колечко, товарищ капитан! Сейчас огня из дивизии собирается просить, а Орлов говорит: рано!
— Верно, пожалуй, рано! Пусть увязнут! Иначе не стоило заваривать всю кашу, — ответил Ермаков, вытирая пот на лице.
— Смотрите-ка! Никак наша пехота драпанула? — проговорил полувопросительно Жорка и лег грудью на бруствер, длинно сплюнул: — Ей-богу, огонь бы по ним открыл!
Было хорошо видно отсюда: на берегу реки одна за другой вскакивали, бежали к деревне размытые в тумане фигурки, разбрызгивая светящиеся пунктиры в разные стороны, а с того берега доносилось лихорадочно и глухо: «Ду-ду-ду-ду…»