— Ты, парторг, на меня опирайся, понял? Цепляйся, как к буксиру, понял? Ты, папаша, тяжел, а я тяжелее тебя. Все будет в порядке. Понял?
— Эх, графиня польская, полюбовница… не уберег друга, — проговорил сквозь стон Сапрыкин. — Чего ж надрываться, Порохонько? Мертвых не воскресишь…
— Приготовиться! — скомандовал Новиков и спросил: — Сколько осталось снарядов, Сапрыкин?
— Пять. — Сапрыкин с выдохом подался вперед, силясь встать. — Пять. Два бронебойных. Три осколочных. Сам считал.
— Порохонько и Ремешков, ко мне! — позвал Новиков. — Готовы снаряды? Зарядить! И слушать внимательно. Сразу после огня вперед идут старшина Горбачев, Сапрыкин и Лена. — Он впервые назвал ее при солдатах по имени. — Есть автомат? Горбачев, дайте ей свой автомат. Вам достаточно ручного пулемета. За ними Порохонько и Ремешков с Гусевым. Замыкаю я… Направление не терять. Прорываться через котловину к кустам — на высоту!
…В звенящей пустоте после пяти выстрелов орудия Новиков на минуту задержался на огневой. Быстро вынул затвор, столкнул его в ровик, засыпал землей и, резко выдернув чеку, сунул ручную гранату в еще дымящийся ствол. Потом перескочил через бруствер — последний взрыв гранаты волной толкнул его сзади. Люди отходили по скату, спускались в котловину, удаляясь в черноту после слепящих выстрелов орудия. Вскоре впереди затемнели, заколыхались согнутые спины Порохонько и Ремешкова. Он увидел их среди сплошной огненной полосы — она неслась вдоль котловины: дробно забил немецкий крупнокалиберный пулемет на берегу озера. Пули летели в двух метрах над землей, не повышаясь, не понижаясь.
— По котловине — ползком! — крикнул Новиков. — Лене и Горбачеву вперед!
Он упал на скате, головой к озеру, ему хорошо был заметен этот клокочущий пулемет. «А, — сообразил он, — ждали, значит? Догадывались?» И тотчас выпалил очередью, рассчитывая патроны по нажиму пальца.
Шагах в трех позади него кто-то вел огонь короткими, экономичными очередями, и он сейчас же подумал: «Горбачев!» Но невольно повернулся на миг: там появлялось и пропадало в оранжевых сполохах близкое лицо Лены, она на коленях, целясь из автомата, стреляла туда по берегу озера, куда стрелял и он. Вспомнилось, как несколько минут назад она в непонятном порыве страстно, неуклюже приникла лбом к его шее и тогда неожиданно смутился он, — может быть, оттого, что крепко пахло от него потом и порохом, а вспомнив, даже задохнулся от несдержанной ее нежности, от того, что она сейчас стреляла рядом, эта женщина, которая неспокойно, колюче жила в нем, как он ни сопротивлялся этому. Он подполз к ней, приказал, выговаривая с трудом:
— Ползком вперед! Вперед, слышите, Лена?
Она посмотрела на него, послушно опустила автомат, не ответив, продвинулась по скату ко дну котловины — светящаяся полоса пуль стремительно потекла над ней. Он видел ее пилотку в мелькании трасс. «Ее могут убить, могут убить! — пронеслось в сознании Новикова. — Нет, нет, ее — нет!»
Не перебегая, он уже длинно стрелял по крупнокалиберному пулемету, в секундных промежутках между очередями глядел в ту сторону, куда продвинулась Лена, где, сгибаясь, бежали и шли Порохонько и Ремешков, неся на плащ-палатке. Гусева Пулемет замолк. Слева чиркнули немецкие автоматы, прочесывая дно котловины.
Впереди с противоположного ската ответно и отрывисто зачастил ручной пулемет Горбачева и тоже смолк. Синие огоньки разрывных пуль искристо лопались в траве, в том месте, где захлебнулся пулемет Горбачева, — пули резали по скату.
«Почему он замолчал? Что там? Что они? Где Лена?» — подумал Новиков, не понимая, и вскочил, побежал вниз, в котловину. Он пробежал по дну ее, стал взбираться на противоположный скат, в это время химический, желтый свет с шипением взвился над берегом, озарил весь скат до отчетливой выпуклости бугорков, рыхлую пахоту глубоких старых воронок. Над головой широко распалась ракета. Одновременно внизу, на земле, засверкал другой свет — остро резанула по скату рябящая полоса пуль. Снова четко заработал крупнокалиберный пулемет на берегу озера. Вслед за ним звенящей квадратной россыпью распустились тяжелые мины впереди.
При опадающем огне ракеты Новиков успел заметить на скате Лену и Горбачева; Лена полулежа наклонялась над Сапрыкиным, приподнимала его голову, кладя к себе на колени, другой рукой отстегивала фляжку и что-то говорила Горбачеву. А тот бешено бил кулаком по диску пулемета.