В эту секунду понял Новиков, что боевое охранение смято.
— Связист! Ясно видит Алешин эти танки? Ясно видит? Передайте мой приказ Алешину!.. — скомандовал Новиков, пересиливая нарастающий свист моторов, прерывистый клекот пулеметов. — Прекратить огонь по левым танкам! Огонь по правым! Поддержи пехоту! Огонь туда! Туда! Сначала несколько фугасных!
И, скомандовав, с ощущением нависшей беды посмотрел туда, где разбросанно бежали к чехословацким траншеям несколько человек. Снаряды Алешина взорвались позади человеческих фигурок, земляная стена встала перед танками, и, словно бы очнувшись, люди неуверенно повернули назад, к траншеям боевого охранения,
— Товарищ капитан! Да что вы! Ложитесь! — снова раздались дикие, умоляющие вскрики Ремешкова. — Пикируют!
Новикова резко дернули за рукав гимнастерки: Ремешков, засыпанный землей, не в силах передохнуть, сидел против, вскинув серое лицо, в застывших от надвигающейся опасности глазах светилась, вспыхивала зеркальная точка. А эта точка падала с неба. Металлический рев оглушил Новикова, пули звеняще прошлись по огневой, запылили, зыбко задвигались брустверы. Низкая тень пронеслась над ними — и хвост истребителя вертикально взмыл за высотой, врезаясь в небо.
— Не ранило, товарищ капитан? Не ранило? — говорил лихорадочно и сипло Ремешков, размазывая пот по лицу. — Что же вы так? Что же вы так?.. Товарищ капитан!..
Совсем не слыша его, Новиков стоял у щита, отчетливо видел, как впереди, мимо занявшихся дымом машин, медленно вползали в котловину танки — выходили они к берегу озера, и самолеты прикрывали их атаку.Странно, напряженно стискивались губы Новикова, и Ремешков, который не видел эти танки, не мог знать, что чувствовал он, Новиков; судорожно кашляя, вытягивал молодое обескровленное лицо к нему.
— Худо вам, товарищ капитан? Ранило, а?
— К орудию! — сквозь зубы подал команду Новиков. — Заряжай, Ремешков! Где Порохонько? Заряжай! — И, садясь к прицелу, обернулся: — Порохонько, жив?
Порохонько лежал на спине меж станин, со злым любопытством следил за разворотом истребителей и смеялся беззвучно, захлебываясь этим жутким, душащим его смехом.
— Огонь! — скомандовал Новиков.
Сгущенный дым, закрывая котловину, как и вчера утром, кипел, слоился перед высотой. И теперь лишь по быстрым молниям выстрелов, по железному шевелению, реву моторов в дыму Новиков ощупью угадывал продвижение левых танков по берегу озера.
Пронзительный свист истребителей носился над высотой, пулеметы пороли воздух, а он, нажимая спуск, чувствовал: горло жгло сухой, горячей краской орудия — раскаленный ствол покрылся искристой синевой, — но ничего как будто уже не существовало, кроме того, что, обходя высоту, танки шли по берегу озера, никакая мысль не была логичной, кроме одной: они прорывались в город.
— Уходят! — возник крик за спиной, и он смутно ощутил: случилось что-то в воздухе.
Сверкающий на солнце клубок вьющихся в выси самолетов уносился за озеро, к вершинам Карпат, трассы перекрестились от самолета к самолету, наискось — к земле и в зенит утреннего неба, клубок мчался на запад все ниже и ниже. И тогда по этому сверканию, по извилистому ручью дыма, вытекавшего из тонкого тела «мессера», стремительно уходившего от другого истребителя, догадался Новиков, что там воздушный бой, как всегда непонятный с земли.
— Заряжай!
И он опять нащупывал прицелом шевелящуюся массу танков на краю котловины, выстрелил два раза подряд, обессиленно и машинально вытер с глаз разъедающий пот, и в эту минуту низкий гул моторов повис над землей, давя на голову, раздражающе заполнил уши. Но этот новый гул был другой, бомбардировочный, тяжелый, ровно и туго катящийся по небу. И прежде чем Новиков, готовый выругаться, увидел самолеты, крик Ремешкова захлестнул все:
— ИЛы! Товарищ капитан! Наши штурмовички! Раз, два… Гляньте-ка! Вон выровнялись! Миленькие!
Ремешков, насквозь промокший от пота, бегал между станинами по кучам пустых гильз, забыто обнимая на груди снаряд, смеялся радостным, всхлипывающим смехом, задрав голову, пот тек по крепкой шее его. Порохонько, без пилотки, со спутанными волосами, глядел в небо, прищурясь, шарил вокруг по земле, ища что-то, запекшийся в гари рот усмехался ядовито, недоверчиво.
Большая партия ИЛов низко шла на запад, выстраивалась в боевой порядок.
И слева из пехотных траншей, предупреждающе сигналя, выгнулись в сторону немцев красные ракеты. Штурмовики, разворачиваясь, пошли на круг, и сразу бой неестественно затих, замер на земле.