— Как вас прикажете понимать, Валерий? Может быть, вразумительно объясните?..
— По-моему, все ясно, если вы говорите не о теннисе, — сказал Валерий, чиркая спичкой и глядя на сигарету яркими, насмешливыми глазами. — И если вы, профессор, говорили об этом «но», которое, простите, осточертело! Абсолютно! До посинения.
Собрав губы в вежливую улыбку, профессор сжал и разжал на столе худые гибкие пальцы, тихонько постучал ими о стол.
— А можно ли не так грубо, без этого студенческого арго?
— Можно, — с веселой ядовитостью согласился Валерий. — Разрешите, я буду вас цитировать. Я ведь ваш студент… Вы не обидитесь?
— Нет, почему же, пожалуйста…
— Простите, профессор, почему вы так неизменно любите это «но»? «Но» и «еще»? Если вы говорите о недостатках или там ошибках и прочее, то за этим обязательно «но». «У нас есть недостатки, но…» Если уж об успехах, то всегда прибавляете «еще». «Еще больший подъем». И тэдэ и тэпэ. Не замечали? Да сколько же можно, батюшки?
— Далее, далее. Я вас слушаю… — сказал профессор, неподвижно глядя тяжелыми глазами.
— Подождите, — подняв руку, продолжал Валерий. — Для чего, простите, стоять на цыпочках, восклицать и хвастаться? — Он засмеялся. — Почему нельзя говорить нормальным голосом, без «но» и «еще»? Без эпитетов? Может быть, вы думаете, что студенты не оценят каких-то успехов, не поймут каких-то ошибок? Почему все время восклицательные знаки и оговорки?
За столом между тем постепенно угасал разобщенный на группки разговор, и Ольга Сергеевна, сидевшая в дальнем конце стола напротив молодого белокурого человека, всем одинаково ласково улыбаясь, уже беспокойно поглядывала в сторону Валерия. Молодой человек, никого по-прежнему не замечая, лишь глубокомысленно взглядывал на свою руку, на дымящуюся папиросу, плавно поднося ее к пепельнице. Греков с серьезным лицом слушал его — щеки розовы от выпитого вина, — в утвердительном наклоне его белой головы, в терпеливо опущенных веках выражалось почтительное уважение к собеседнику и вместе некая извинительность за особое внимание к нему перед остальными.
— Валерий! — неожиданно подняв голубые глаза,мягко произнес Греков и дружеским нажатием на локоть молодого человека попросил у него извинения. — Кажется, в передней, голубчик, звонок. Мои гости все здесь. Встречай уж, дружок! К тебе, к тебе!..
— Простите, Василий Иванович, я не договорил… Надеюсь, вы не очень обиделись? — Валерий с иронически-галантным поклоном отодвинул стул и вышел из комнаты…
— Так… — произнес Василий Иванович. — Весьма интересно.
— Вы очень удивлены? —спросил румяный доцент. — Вы это впервые слышите?
После ухода Валерия наступило молчание, гости рассеянно играли вилками, значительно переглядывались, Василий Иванович как бы в нетерпении все сжимал и разжимал на столе гибкие пальцы, затем брезгливо оттолкнул от себя недопитую рюмку, произнес вполголоса:
— Вот вам наши студенты! Примитивнейшее мышление питекантропа, всякое отсутствие логики…
— Вы в этом… вполне уверены? — не без веселого ехидства выкатил рыжие глаза бритоголовый профессор, огромной волосатой рукой взял бутылку коньяку и, посопев, живо толкнул локтем молчаливо сидевшего Никиту. — Ну а вы как полагаете на этот счет, товарищ студент? Как вам точка зрения однокашника?
— Я?.. — отрывисто спросил Никита, краснея от неожиданности вопроса. — Да. А что?
Василий Иванович вскинул подбородок, забарабанил пальцами по краю стола, недоверчиво поинтересовался:
— А вы, позвольте узнать, из какого института? Что-то я вас в наших коридорах не видывал.
— Из Ленинграда.
— Чудесно. Значит, и там процветает подобное? Совсем обрадовали, пре-екрасно! — Василий Иванович откинулся на стуле. — Значит, и там?
— Какое же «подобное»? — сказал Никита, испытывая вдруг раздражение и против своей скованности, и против профессора, его тяжелого и самолюбивого взгляда. — Почему вы говорите «подобное»?..
— Вот, вот, — засопел бритоголовый, локтем подталкивая Никиту. — Жмите, жмите. Не стесняйтесь!
В это время возникло какое-то движение за дверью, оттуда донесся простуженный голос Валерия: «Проходите, проходите» — ив сопровождении его длинной фигуры — без пиджака, горло повязано бинтом, галстук распущен — в столовую вошли двое запоздалых гостей, остановились возле порога с тем беспокойно-привыкающим выражением, какое бывает, когда входят из потемок на яркий свет.