— А если ты будешь думать об этом, — прервал Алексей, — я немедленно прекращаю обкатывать твою машину, и можешь завтра же продать ее в комиссионном магазине. Понял?
— М-да. — Олег Геннадьевич искательно поднял на Алексея виноватые глаза, забормотал: — Может быть, все это действительно не для меня, бог к этому делу способностями обошел…
— Чепуху городишь, Олег! — оборвал Алексей. — Ты пересдашь правила и сдашь практическую езду. Ты куда сейчас? Домой? А ну-ка пойдем к машине. Пока не очень ясны причины твоей паники. Рановато отступаешь. Слушай, Валерий, ты можешь ехать. Завтра увидимся. Хватит скучать — челюсти вывихнешь! — Он повернулся к демонстративно зевающему Валерию, затем вопросительно взглянул на Никиту. — А если ты, брат, не против, поедем с Олегом Геннадьевичем, я покажу тебе новую Москву. Юго-Запад. Поехали вместе.
— Как… как это? — выговорил Олег Геннадьевич и привстал, засовывая смятый платок в карман. — Ты хочешь, чтобы я… вел машину? Н-нет, Алексей, я лучше сегодня на такси… Юго-Запад — это через весь город… Собью еще кого-нибудь, упаси боже…
Алексей настойчивым тоном снова оборвал его:
— Я хочу, чтобы ты довез себя домой на своей машине. Ясно? Зачем я тебя учил? Все получится. Я буду сидеть рядом. Как в учебной. Надеюсь, ты уже вышел из состояния прострации?
— Не знаю, Алеша. Возможно.
— Тем лучше и легче. Пошли к машине.
— Я немного провожу вас, — проговорил сквозь зевоту невинным голосом Валерий и с выражением безразличия намотал и размотал на пальце цепочку ключика от машины. — Я могу вас сопровождать, так сказать, почетным эскортом.
Но как только Алексей с инженером вышли, он иронически покрутил ключиком возле виска, сказал Никите:
— У нашего братца профессиональный заскок. Гвардейская фирма автоинструктора. И одержимость. Каждый по-своему с ума сходит. Поэтому не удивляйся. Значит, ты с ними, братишка?
— Да. Поеду. А что?
— По-моему, этот инженер — полнейшая бездарность в смысле вождения. На кой бес возится с ним Алешка, не понимаю!
Глава седьмая
В центре города машина подолгу останавливалась на перекрестках, пропуская сверкающий под низким предзакатным солнцем слитно ревущий поток уличного движения, а переждав, с запозданием и рывками трогалась на зеленый свет, набирая скорость, и тогда Олег Геннадьевич, весь напряженный, без пиджака — белая сорочка намокла под мышками, — вобрав голову в плечи, переключал скрежещущие скорости, опасливо косился на Алексея, как бы в ожидании окрика или удара. Но Алексей не говорил ни слова, казалось, не замечал ничего.
Несколько раз на этих перекрестках, то отставая, то обгоняя, вплотную к машине притирал свою обшарпанную «Победу» Валерий, смеясь, махал рукой, поощрительно кричал им:
— Ну, жмите, милые, жмите! Впереди ни одного милиционера!
И, помахав, уносился вперед, лавируя между рядами машин с наглой лихостью матерого таксиста, легко втираясь в этот бесконечно катящийся поток улицы.
Предвечернее солнце сухо жгло, в оранжевой пыли стояло над крышами; в машине было нестерпимо душно, химически пахла кожа новеньких, пропеченных солнцем сидений, и пахло еще теплым маслом, горячей резиной; на перекрестках удушливо врывался в окна выхлопной газ от гремевших, лязгающих кузовами грузовиков; нескончаемо огромный перенаселенный город сиял, вспыхивал стеклами этажей недавно выстроенных блочных домов, лениво чертили по белесому небу железные стрелы, кранов над строительными лесами; густые толпы народа хаотично скоплялись, заполняли тротуары, длинные очереди ожидали на остановках; и, огрузшие, отяжелев от пассажиров, шли по расплавленному асфальту троллейбусы — наступали часы «пик», когда город, за день накаленный солнцем и моторами, весь горячий, достигает предельной точки в своем многолюдстве, шуме, визге, грохоте, в своей толчее, в своем убыстренном в эти часы ритме.
— Начался Юго-Запад, Никита, новый район, — сказал, не оборачиваясь, Алексей. — Не похоже на Замоскворечье, верно?
«Зачем он мне это показывает?» — подумал Никита, почти равнодушно, мельком глядя на однообразные, неуклюжие квадраты белых, с узкими балкончиками домов, на те же пульсирующие толпы народа на тротуарах, на жаркий и широкий, как площадь, разделенный пыльными тополями проспект, по которому в завывающем, тесно сбитом потоке двигалась их машина, и устало откинулся на сиденье, изнеможенный жарой, духотой, не понимая, зачем он согласился ехать куда-то на Юго-Запад вместе с Алексеем и его учеником, хотя ему было все равно, куда ехать, и он не мог бы дать себе отчет в том, что сейчас для него имело или не имело значение; многое,, что раньше представлялось осмысленно логичным и прочным, воспринималось теперь только в соотношении с прежним.