— Юрий Васильевич, в одной из своих статей вы писали когда-то о том, что главное орудие художника — зрение и слух, реализованные в слово, в мысль. Не изменилась ли ныне ваша точка зрения на это?
— Нет, не изменилась. Ваш вопрос, вероятно, вызван тем, что я имел неосторожность высказаться о новом виде романа, нравственно-философского, с изобразительно-мыслительной тканью. Но, во-первых, такой роман возникнет или, точнее, возникает не на пустом месте — он органически связан с давними литературными традициями. Вспомним хотя бы Гете или Толстого, у которых мысль и чувство создавали целую нравственно-философскую систему.
Но давайте, если хотите, уточним. Я думаю, что в наш век произведения, навеянные только лирическим настроением художника и рассчитанные лишь на то, чтобы вызвать ответное настроение у читателя, так же, как произведения, остающиеся лишь в пределах эмоциональной описательности, не могут претендовать на глубокое художественное познание правды времени. Это познание многослойно там, где повествовательный элемент сливается с мыслительным и где диктат образа и диктат мысли вступают во взаимовыгодный симбиоз, образуя единовластие. «Человек вышел из дому и сказал, что мир и прекрасен и страшен». В этой простой фразе повествовательное «вышел из дому» слито с мыслительным. И я пытался, к примеру, в «Горячем снеге» или в «Береге» это «вышел из дому» тесно связать с нравственно-философской стороной романа. Так по крайней мере было задумано. Вообще — и это не только мое мнение — описательная литература начала терять свою прелесть, пришла иная пора. Сейчас все больший интерес вызывают те произведения, в которых не только «биография событий», но и «биография мыслей».
— Над чем вы сейчас работаете? Как вообще работается ныне вам, вооруженному писательским и жизненным опытом?
— Когда-то в молодости я прочитал, что пожилой Сезанн, работая, останавливался после каждого положенного на холст мазка. Тогда я с ужасом подумал: неужели так будет и у меня? Теперь я действительно работаю гораздо медленнее прежнего.
Трудно работается потому, что по мере накопления профессионального опыта усиливается жестокая самокритичность, возникает представление, что все эпитеты и метафоры давно использованы в литературе, вся система образных средств уже найдена и применена. И вместе с тем приходит все более ясное понимание того, как правда и естественность, образных средств обретают характер индивидуального для каждого писателя способа выражения. Но этот способ никогда нельзя считать окончательно найденным и всегда готовым к «включению в сеть». Над ним, сформированным с годами в своей основе, надо постоянно работать, и эта работа с каждым новым произведением становится не проще, а сложнее.
— И последний вопрос: что бы вы хотели пожелать тем, кто вступает в литературу?
— Прежде всего: не забывать, что писательский путь тернист. Если уж взялся за перо, то одержимо стремись сказать свое, чего не сказали другие. На неизведанных путях, естественно, трудности всегда велики. Но извечный парадокс литературы заключается в том, что на проторенных путях их не меньше.
Второе качество — сознательное стремление всю жизнь учиться. Учиться не только писательской технике, но и всему, чему есть возможность научиться и что возможно узнать. Если, например, архитектор овладеет управлением самолета и не станет летчиком, ему эти знания вряд ли пригодятся в его работе. А если управлять самолетом научится писатель, то, пусть даже он никогда не воспользуется приобретенными навыками практически, в книгах его это отразится наверняка. Разумеется, я не призываю будущих писателей овладевать множеством разных профессий. Однако без постоянной самой разнообразной учебы у жизни ничего сколько-нибудь ценного не напишешь.
1979
Горячий снег памяти
(Беседа с критиком Иваном Козловым)
— Юрий Васильевич, ваши повести «Батальоны просят огня», «Последние залпы» и роман «Горячий снег» посвящены человеку на войне. В романах «Тишина», «Берег», обращенных в мирные дни, война также присутствует весьма ощутимо. В книгах «Взгляд в биографию» и «Поиск истины» вы познакомили читателя с тем, как создавались эти произведения. Но широкий интерес к вашему творчеству вызывает все новые вопросы: «что», «как», «почему», на которые хотелось бы получить от вас ответ.