(Заметки на полях)
Не «свирепый реализм», а редкостная искренность свойственна талантам типа Льва Толстого.
«Тихий Дон» — раскрывшиеся врата на длинном пути к истине.
Говорят, есть Шолохов времен «Тихого Дона» и есть Шолохов поздний. Какой из них лучший? Да какое дело читателям и самому Шолохову до этого мнения критиков, расчленяющих и разделяющих на части художника.
Не от любви ли ведется отсчет времени, не это ли мгновение начала жизни? Живет ли вообще человек, лишенный любви?
Как похожи понятия «любить» и «верить».
В душе Григория — противоречия, враждующие между собой смертельно. В третьей книге повержены, разбиты, утоплены в крови две толстовские добродетели — любовь к ближнему и умиротворенность.
От «Тихого Дона» исходит сияние свободы, красоты, правды.
Все здесь ново: и мысль и форма. И от всего этого входит в душу спокойная радость, начинаешь верить в силу искусства.
Это — «вечное произведение», наполненное гулом грозной поступи истории.
Для Гете борьба с демоном была смыслом его жизни. Он одержал победу. Одержал победу и Шолохов, исповедуя одно — правду…
«Тихий Дон» — лицо времени или разрушение времени?
Роман этот находится в дальней родственной связи с великими эпопеями — «Илиадой» Гомера и «Войной и миром» Толстого.
Живописец: «Я должен видеть».
Музыкант: «Я должен слышать».
Писатель: «Я должен видеть, слышать, знать». Шолохов многое видел, многое слышал, многое знает.
Наверное, высота мудрости — это спокойное самообладание, отсутствие страха и надежды.
«Тихий Дон» — не кряж, не горная цепь, а одинокая гора, вершина которой пока недосягаема.
Искусство этого романа — взгляд, проникающий в самую душу человека на изломе истории.
Вспомнил чью-то фразу: «Сентиментальность во время войны — лишь преступная глупость». Где здесь правда и где непростительная бесчеловечность? Жизнь героев «Тихого Дона», исполненная мук и скорби, — жизнь людская.
В иные исторические периоды насилие — горькая необходимость. Можно ли с этим согласиться?
Есть ли отчужденность между высокой философской мыслью и простым человеком? У Шолохова — мудрые герои.
Согласие со своей совестью — нравственность. Сделка с самим собой, со своей совестью — предательство.
Для истинного прогресса средства важнее, чем цель.
Иные, сами ничего не создавая, со сладострастным злорадством подвергают сомнению работу талантов.
Почти каждый художник соткан из противоречий.
Гении тоже огорчаются из-за мелочей повседневности, в то время как их жизнь не проходит, она бесконечна. Не сомневаюсь, что слава Шолохова перейдет в бессмертие.
Говорят: прославлен за счет всех классиков и современных писателей, — так бывает с модными писателями. Шолохов прославлен за счет самого себя. Он выше всякой моды, выше жалких критериев одного дня.
Утонченные эстеты возмущались грубостью, изнеженные поборники монастырской морали и ханжи негодовали, ужасались и предавали одновременно анафеме, а роман жил и продолжает жить.
Современного западного структуралиста интересует рождение на свет и развитие только текста, ибо он есть мозаика среди родственных мозаик, или трансформация другого текста. Они, структуралисты, убеждены, что литература делается из литературы, написание романа результат насыщенности чужим текстом, чужими романами. В тексте возможен «плагиат», «общее место», «стереотип», тогда, значит, автор не «изобретатель» текста, а имитатор, коллекционер разных текстов. Западные структуралисты говорят: «Текст повинуется только своим внутренним законам, все остальное — идеология». Однако структурный метод критика выявляет один лишь скелет романа.
Шолохов нов во всем, он не поддается анализу западных структуралистов, так как нельзя разъять великое ради заданной «литературной игры».
Революция — это не миссия перераспределения свободы и свобод, а акт воздействия на действительность с попыткой изменить ее.
Роман отражает отношения между людьми, и если он, роман, изменив своему назначению, извратив свою натуру, поворачивается к обществу спиной, он совершает самоубийство. «Тихий Дон» повернут лицом к народу.
Литература пытается дать ответ на главный вопрос: как жить человеку в обществе.
Думаю, что понятия «реализм» и «эксперимент» — совместимы, что найденные новые формы приведут к открытию и успеху, и все-таки я возвращаюсь к изначальному вопросу: реализм — это система мышления и метод анализа, лишенный библейского смирения. Всякий литературный терроризм страшен, страшна и нетерпимость.