— Шолохов живет естественной жизнью человека, не растрачивая себя на бесполезную художнику городскую суету. У него обостренное чувство самосохранения. Ему достаточно книг, ему необходима природа и естественное постоянное сцепление с народом.
— У нас же часто бывает так, что пишущие о деревне и живущие в городе чаще подстраиваются под народную жизнь, а не выражают ее.
— У пишущих о деревне мне не хватает прежде всего дыхания земли, соединенного с напряженным дыханием мысли, добытой широкими знаниями. Ведь когда-то иные критики относили Шолохова к областным писателям, сознательно стараясь принизить и унизить художественные достоинства «Тихого Дона». Но время, суровейший судья, выбрало именно этот роман и вывело его на недосягаемую орбиту для сотен известных книг, о которых тогда же писалось, что они почти гениальны. Время воздало должное и умертвило все, что не имело высокого художнического постижения человека и его философии, а стало быть, и не могло иметь долгой жизни.
— Шолохова отличает и манера письма, лаконичность и безукоризненность стиля, идущая от предшественников — классиков русской литературы. Вы сказали, что подражать Шолохову нельзя, это верно. Но сам шолоховский дух в современной литературе, искусстве живет, питает могучую крону…
— Сблизить с Шолоховым может только пронзительно увиденная и совестливо понятая народная жизнь… Но шолоховское проявляется сегодня не только в литературе — открытия художника способствуют самому неожиданному порой толчку в сфере культуры. К примеру, думая о стиле Шолохова, я вижу и такие его грани в искусстве, как удивительная пластичность танца Екатерины Максимовой и Владимира Васильева, как душевные, уходящие в великие народные истоки мелодии Георгия Свиридова, или светоносные пейзажи Андрея Мыльникова, или всецело народные портреты жителей деревни Прислонихи Аркадия Пластова… Потому что искусство Шолохова — зачаровывающее колдовство. Он бог, он сотворил чудо, наградив жизнью, плотью и духом донское казачество. Магией своего гения он вернул казачеству честь, гордость и достоинство, которое несло оно от Болотникова, Булавина, Разина и Пугачева — любимых народных защитников. В Мелехове утвердил Шолохов личность сложную, противоречивую, но привлекательно глубокую, совестливую. Тайна этого рождения и есть колдовство, она делает явление Шолохова исключительным. В современной советской литературе можно было бы назвать еще Леонида Максимовича Леонова, обладающего настоящим даром колдовства. Эти художники явили нам русского человека и русский характер наиболее полно, емко, глобально…
Май 1980 г.
Титаны
Сравнительный метод применительно к художественным ценностям, тем более к гениям — опасен и сомнителен.
При всем этом невозможно отъединить их, Толстого и Чехова, двух непохожих художников, без которых «золотой» девятнадцатый век в искусстве не был бы золотым, сразу утратив две могучие опоры.
Толстой, я бы сказал, создал мыслительную прозу, то есть повествователь слился с философом, — и возник сплав чувства и интеллекта, давший в русской литературе не только текст авторского размышления, но текст, заставляющий размышлять читателя. Предельно раскрытые, обнаженные мысли и чувства; страсть, как жизненная сила; жесткая искренность, смешанная порой с мужественной лиричностью; отсутствие расплывчатых полутонов; поиск изначальной и конечной цели бытия; соединение мира внутреннего с миром внешним, частое их несовпадение, приносящее боль; беспощадный сарказм, публицистичность, здоровье пророка, убежденность апостола и проповедника — все это делает прозу Толстого толстовской, единственной в своем роде, которую мне хочется назвать гордой прозой одержимо верящего в истину человека.
Чехов не обладает качествами ни апостола, ни пророка, в его прозе нет даже тени публицистичности, нет той энергичности действия, которая присуща героям Толстого. Чехов сдержан, мягок, скромен, подчас вроде бы стеснителен, души его героев предельно не обнажены (что-то недоговорено, не раскрыто), однако постепенно он окутывает вас настроением, затем своим необоримым чувством, и, подобно утренней заре, начинает медленно, но все сильнее и сильнее разгораться мысль его, покоряющая ваше сознание.
Этих разных художников объединяло одно — интерес к человеку.
Толстой и Чехов достигли такой известности и такого влияния в мире, что их имена уже стали великими метафорами наряду с именами Гомера, Шекспира, Стендаля, Бальзака.