«Землю, на которой мы с вами живем, можно уничтожить безумной силой накопленного ядерного оружия в считанные минуты… В годы второй мировой войны в Европе и Азии погибло 56 миллионов человек. Но со дня ее окончания люди пережили еще более ста крупных и локальных войн. Свыше миллиона ученых в разных странах работают над зловещей проблемой скорейшего уничтожения человека наиболее эффективным и мгновенным способом».
«Человек всегда был продуктом обстоятельств. Но он достаточно силен ныне, чтобы самому формировать ситуацию. Между тем, следуя путем технологической цивилизации, он порой слепо и бездумно разоряет, уничтожает дом, в котором живет… Это уже преступление перед собой и вдвойне — перед поколениями будущего».
«Следует говорить о морали и добродетели, о ее мощных зарядах — мужестве и героизме, здравомыслии и о разумии, о стремлении людей к всеобщему благу, о доброте и любви. До тех пор, пока есть эти категории, до тех пор будет жить человек, а значит, и литература… И как бы ни дискредитировал себя человек, литература не может позволить себе смотреть на него со злым презрением». Вспоминая эти цитаты, я хочу спросить, что вы думаете о месте писателя в современном мире, о его роли в обществе?
— Во все времена истинный писатель был и остается совестью нации. Это бесспорно, как и его миссионерство — в высоком и почетном смысле слова. Но вот властителем дум его в наше время, пожалуй, не назовешь. Это место заняла политика. Война в Корее или Вьетнаме… Переворот в Чили… События в Сальвадоре, Ливане… Угроза новой всеобщей войны. Именно это занимает в первую очередь умы людей всего мира.
Политика, социология, телевидение, спорт теснят литературу и искусство, одновременно вторгаясь в них и ломая не только извне, но и изнутри. Я считаю себя вправе говорить, например, об очевидной инфляции, охватившей наряду с другими сферами жизни американскую и западную литературу. Мысль о некоей утрате общественных позиций литературы точит порой и меня. Но встречи с читателями, множество их писем все-таки убеждают в неправомерности подобных сомнений.
— Влияние политики на литературу более чем очевидно. Что вы думаете об обратной связи, о воздействии литературы на политику?
— Воздействие это существует, безусловно, хоть и просматривается не столь наглядно, как прямая связь. Будем говорить об отечественной литературе, о гигантах ее: разве Пушкин, Гоголь, Толстой, Достоевский не имеют самого непосредственного отношения к социально-политическому перерождению России и возрождению ее народов? Из русских писателей, наших современников, назову таких, как Шолохов, Леонов, Булгаков. Осмысливая свою эпоху, художник не только пишет образы людей времени, но и создает историю в противоречиях главных проблем века. Художники действительно большого масштаба способны влиять на духовную атмосферу общества. Если политика — это действие, то лучшие книги обретают подчас счастливую судьбу руководства к нему.
— Словом, писателю необходима глубокая вера в свое действенное предназначение?
— Как и не менее глубокая вера в то, что он делает. Мало исследовать правду действительности, надо исповедовать ее. Самая правдивая правда та, которая не дает однозначных ответов на сегодняшние чудовищно сложные вопросы. Кроме разве одного — проблема войны и мира, где, говоря языком политиков, разумной альтернативы миру нет. Но пути к нему также сложны и многочисленны.
— Вы смотрите на литературу как на инструмент целительного воздействия на человека, как на средство преодоления дурных страстей посредством познания и слова?
— Великая русская литература всегда стояла на этом. По ее пути шли и крупнейшие писатели Запада — Томас Манн, Анатоль Франс, Теодор Драйзер. Серьезный писатель творит, чтобы по мере сил помочь себе и другим разобраться в противоречиях жизни, которые возникли по нашей общей вине.
Но говорить писатель должен без претензий па дидактическое учительство, без высокомерия жреца и пророка, оставляя за собой и другими право на сомнения, вопросы и новые поиски.
— Оставляя в стороне талант, как условие первейшее и обязательное, что вы еще считаете необходимым для успешного литературного творчества?
— Некий генетический код плюс жизненный опыт, одержимость и бесконечное стремление к непостижимой форме. При всей собранности необходима полная внутренняя раскованность, признавая лишь одну тиранию — мысли и образа. Нужны огромное терпение, трудоспособность и тщание. И наконец, совершенно необходима глубокая и широкая духовная культура, образованность, если хотите. Чтобы нести в себе хотя бы частицу писательского апостольства, нужно много знать, много учиться и делать самого себя всю жизнь.