* * *
Тем же часом,
К сынку прибывшая,
Ходит мать, чуть-чуть загрустившая,
Ходит, смотрит на проживающих
И нигде не приметит взгляд:
Ни детей, меж собою играющих,
Ни снующих в траве цыплят.
Выйдет на поле…
За усадьбою
Вдруг почувствует, что стара.
Что-то медлит сынок со свадьбою,
Поспешить бы сынку пора.
На советы он стал обидчивый,
Будто зря ему говорят.
И от девушки от улыбчивой
Почему-то отводит взгляд.
Даже камень водою точится,
Даже камню приходит срок.
Смотрит мать,
Приглядеть ей хочется
Тихий ласковый уголок.
Кровь устанет в ногах — разуется
И, приняв деревенский вид,
То ромашками залюбуется,
То над речкою посидит.
Даже берег водою точится,
Если волны идут внахлест.
Приглянулась матери рощица,
Одинокая на сто верст.
В ночи лунные и недлинные,
Когда в листьях блестит роса,
Настоящие соловьиные
В роще слышатся голоса.
А когда заря занимается,
От высоких кипящих крон
На все стороны разлетаются
Щебет, высвист и перезвон.
Мать придет и качнет сединами…
Свет, просеянный сквозь листву,
Отшлифованными полтинами
С дрожью падает на траву.
Ходит старенькая березником,
В тень присядет она с иглой,
Вышивает узоры крестиком,
Разговаривает с землей:
— Не сердись на меня, на грешную,
Я далекая, я не здешняя…
Многодетная, многодомная,
Я тебе, земля, незнакомая…
Умереть бы мне, где положено,
Где поезжено, где похожено!..
С разговорами не скучается.
Мать от родственных мест вдали
Верной дружбою заручается
Незнакомой еще земли.
* * *
Сын счастлив.
Мать хоть и стара,
Но все еще встает с рассветом.
С ее приездом для стола
Своя заведена диета.
С ее приездом — с плеч гора,
Светлей душа и крепче тело,
И мысли дальнего прицела
Еще упрямей, чем вчера.
Крепись,
Чтоб сердце не дрожало
От вздохов девичьих и слез,
Чтоб Аннушка не удержала
Пушистыми цепями кос.
По вечерам,
Вернувшись с пашни,
В телах усталость принеся,
Скучая обо всем домашнем,
К Егору тянутся друзья.
Сидят, шумят до полуночи,
И что ни тема — новый спор.
Однажды, как бы между прочим,
Зашел о роще разговор:
Чтобы машины не кружились,
Мол, взять бы да раскорчевать…
Услышала, насторожилась,
Вязанье отложила мать.
Сказала:
— Не туда вы клоните… —
А сердце у самой щемит. —
Вы рощу Белую не троньте… —
Вздохнула тихо. —
Пусть шумит…
Куда-то далеко-далёко
Глядел ее покорный взгляд…
Но материнского намека
Никто не понял из ребят
И не проникся тихой болью,
Понятной только ей одной.
А через день,
Вернувшись с поля,
Егор столкнулся с тишиной.
Казалось, завершила дело
И вот, довольная вполне,
Мать бездыханная сидела,
Спиною прислонясь к стене.
В руках — узор,
Что ею выткан
На самой белой из рубах,
И перекушенная нитка
Алела на ее губах…
* * *
Слезы льет Егор посоленные
И глотает дрожащим ртом.
Плотник дерево сшил пиленое,
Занаряженное на дом.
Это горе степные жители
Не сумели предусмотреть.
Недогадливые строители
Не планировали на смерть.
Мать, не в радостях поседелую,
Все высокие — ростом в рост,
Понесли они в рощу Белую,
Одинокую на сто верст,
В складках вся,
Будто в горе морщится,
Вековые пласты стеля,
Под ногами людскими крошится
Неподатливая земля.
В роще птицы молчат певучие,
В ней, по-своему загрустив,
Все березы стоят плакучие,
Косы длинные распустив.
Под березами, под косматыми,
Не затронув их белых ног,
Был отмечен в траве лопатами
Тихий ласковый уголок.
Вышло время обряду скорбному.
Яма, вырытая давно,
Словно ухо Земли,
Которому
Слышать радости не дано.
«Слушай, степь!»