Смирившийся,
Полуручной,
Я заглянул в глаза Марьяны:
В них, как над заводью ночной,
Стояли поздние туманы.
Так птица, раненная влет,
С повадками расставшись дикими,
Все помнит прошлое,
Все ждет,
Что стая снова позовет
Ее заоблачными кликами.
* * *
В простенке,
Избранном давно,
Рельефилось резьбою фриза,
По выражению Бориса,
Не пианино — пиано .
Торжественно и гордо глядя,
Хозяин дома горячо
Покупку гладкую погладил,
Потом Марьянино плечо.
Взлет рук.
Разбег.
Вот так, пожалуй,
Отчаяннее всех подруг
Она по жизни пробежала,
Как пальцы замелькавших рук.
Вот так
В порыве неуемном
Она скакала налегке
По медленно плывущим бревнам,
Готовым потонуть в реке.
Вот так
Порой она срывалась
С большого скользкого бревна…
Под каждым клавишем скрывалась
Неведомая глубина.
Бетховен,
Моцарт вновь сошлись…
Нет, не по воле вдохновенья —
Они товарищу дались
Ценой его грехопаденья.
И знай,
Что путь к нему греховен;
Пытавший гордостью судьбу,
Непримиримый ван Бетховен
Разбунтовался бы в гробу.
И знай,
Что путь к нему — паденье,
Причина горьких женских слез;
Сам Моцарт бы свои творенья
В могилу скорбную унес.
Так думал я…
Гляжу в былое
И подступаю к той черте,
Где на дороге к доброте
Бориса сторожило злое.
* * *
Студентами,
Стремясь к геройскому,
Чужую мудрость жадно пьем.
По Пушкину,
По Маяковскому,
По Циолковскому живем.
За институтскими дверями
Расстанемся с поводырями
И, примеряясь ко всему,
Живем по сердцу своему.
Как у коня скользят копыта
На почве от дождя сырой,
Так на коварных хлябях быта
Мы спотыкаемся порой.
Не по великому примеру,
Умноженная на веку,
Один ударится в карьеру,
Другой начнет копить деньгу.
Борис!
Из дружеского круга
Не видели одни слепцы,
Как зарождались в сердце друга
Две эти страсти-близнецы.
Побольше чин!
Деньга по чину!
…На том семейном вечеру
Обещанное пианино
Сыграло темную игру.
С тех пор
Корыстный сын земли
Стал измерять дела людские
Так, будто прессы заводские
Чеканили ему рубли.
Я говорил:
Живи как можется,
Но в дельности не погреши.
Храни шагреневую кожицу
Своей податливой души.
Перед зазнавшимся начальником
В час спора
Не сиди молчальником.
Начальники —
Отцы для нас,
Но тоже с целями земными,
А потому-то и за ними
Еще нам нужен глаз да глаз.
Упрямый,
Не в пример жене,
Игравшей с чародейской силой,
Он бил лишь по одной струне,
По той,
Которая басила.
Мы виделись издалека.
Как пораженные проказой,
Отступники во все века
Стыдились дружеского глаза.
Лишь служба сталкивала нас,
— Как жизнь идет?
— Неплохо вроде…
— Ну-ну, служи.
Тебе как раз
Служить на авиазаводе.
— А почему? —
И, увлекаемый
Презрением,
Горчил я мед:
— Как — почему?
Ты обтекаемый,
Почти как этот самолет. —
В нем — сплав…
Он, помню, был послушен,
Но и в коварстве многолик.
Его изменчивую душу
Я прежде собственной постиг.
* * *
И было горько самому,
Что трус,
Что поступил я подло.
Кому любовь свою я отдал?!
Любимую вручил кому?!
Все ложно,
Благородство ложно,
Когда любовь твоя в беде.
Земному счастье невозможно
С ней,
Побывавшей на звезде.
Душа томилась,
Плоть кричала
В объятьях стыдного огня.
А где-то музыка звучала,
Бориса скорбно уличала
И сетовала на меня.
И шел я к ней,
С собой не споря,
Не осуждая чувств своих.
Мой друг,
Зачем ты на троих
Купил одно большое горе?!