Я знал.
Я знал
И на коленях
Погладил дрогнувшей рукой
Ответное благословенье
Марьяны
На любовь к другой.
А после,
Не найдя управы
На бунт страстей,
Что грудь терзал,
Рассказанное в прошлых главах
Притихшей Дине рассказал.
Красноречиво, как на сцене,
Делился чувством дорогим.
Зачем?
Любимые не ценят,
Что было отдано другим.
Меня ль,
Себя ли упрекая,
Раздумьем повстречала весть:
— Так, значит, есть любовь такая?
— Какая?
— Вот такая!
— Есть. —
Еще задумчивее стала,
Еще грустней,
Еще бледней.
— Так, значит, есть, а я не знала…
— Ну полно, Дина!
— Не жалей…
На коврике дремавший мило
Щенок, непризнанный герой,
Уже сыграл,
Но это было
Еще не главною игрой.
* * *
Любовь!
Горят ее костры,
Мудреют люди в добром свете.
Любовь и Правда —
Две сестры,
Идущие через столетья,
Две песни счастья и добра,
Всегда звучащие призывно.
Одна беспечна и наивна,
Другая сдержанно мудра.
Когда они придут к порогу,
Ты дверь души
Для двух открой.
В наградах первой мало проку
Без одобрения второй.
И потому, себя не радуя,
И гордый
И суровый Дант
К любимой,
Как за высшей Правдою,
В чудовищный
Спустился Ад.
А цех —
Не древнее предание,
Дверь проходной —
Не темный грот.
Земным, но трудным испытанием
Меня испытывал завод.
Огнями,
Громом,
Грозной силищей,
Усладой,
Мукою труда.
Он был и Адом,
И Чистилищем,
И даже Раем иногда.
Здесь мир тревог
Из-за тревожности,
Которой людям не избыть,
Здесь безграничные возможности
И не любившим полюбить.
В горячий час,
В минуту жаркую,
Когда с души слетает ржа,
Как будто огненною сваркою
Приварится к душе душа.
И чудо явится мгновенное.
Зажжет глаза, сгоняя стынь,
Пронзительная,
Автогенная,
Тебя сжигающая синь.
Ударит этот свет разящий
По заблуждению и лжи.
Перед любовью настоящей
Ты станешь сам себе чужим.
Лицо померкнет дорогое,
И потускнеет взгляд родной.
В ту пору именно такое
Случилось с Диной
И со мной.
Грустила
И все реже пела,
И не было в глазах огня.
Потом она повеселела,
Но как-то странно:
Без меня.
У пса
На все дары базара, —
Несла ли Дина,
Я ли нес, —
Вставали уши, как радары,
К руке тянулся чуткий нос.
Наш пес,
Он рад был встрече каждой,
Ценя безбедное житье.
Так долго было.
Но однажды
Не принял,
Не узнал ее.
От новой юбки,
Модно сшитой,
Не взявши сладости с руки,
Он возвратился как побитый
С глазами, полными тоски.
Лег рядом,
В непонятной злобе
Хвостищем по полу стуча,
Глядел на Дину исподлобья,
Предгубье морщил и урчал.
Смешной казалась мне картина:
Как будто дом уже не дом.
Бледнела
И стояла Дина
Преступницей перед судом.
— Да что с тобой?! —
Что было с нею,
Метавшейся потом во сне,
Понятней было и яснее
В ту ночь Додону,
А не мне.
Когда в житейском полумраке
Приходит к нам измены час,
То наши чуткие собаки
О женах знают
Больше нас.
Ушла.
Играть не стала в прятки.
Оставила на долгий срок
Из ученической тетрадки
Поспешно вырванный листок…
Ушла.
Уехала.
Умчалась…
Свершилось.
Между тем скажу,
Письмо глаголом начиналось
Несовершенным:
Ухожу.
* * *
«Я ухожу.
И нет возможности
Укрыться сердцу моему
От разговоров,
Полных пошлости,
От всех вопросов:
Почему?