Мой пышный чуб,
Служивший мне до срока
Подмогой в незавидной красоте,
Стал станцией приема биотоков,
Чтоб говорить
С живущей на звезде.
— Хорошая! —
И слышу, сердце бьется,
Мое ответным чувством взвеселив.
Все понимает,
Радостно смеется
И отвечает:
— Милый сын Земли…
В саду гуляем тихо,
Птиц не будим,
Беседуем без слов,
Вопрос — ответ,
И в полумраке маленькие груди
Томливо излучают
Теплый свет…
И вот одна,
Светившая округло,
Под жесткою рукой моей
Потухла.
И я услышал
Крик ее стыда,
Немой укор,
В меня успевший влиться:
— О сын Земли,
Я молодая жрица
В ареопаге звездного суда.
Мы судим всех,
Забывших о прекрасном,
Мы судим многих,
Кто в земном краю
Не из большой любви,
А из соблазна
Любил,
Страдал.
И тратил жизнь свою.
Сказав, ушла.
Молю ее:
— Постой! —
Ответ доносит
Чувство мне шестое:
— О, сын Земли,
Мы судим чистотой!
О сын Земли,
Мы судим красотою!
* * *
Земля!
Что может быть красивее!
Летел на праздник я…
А тут!..
Ведут,
Ведут,
Ведут Василия
На непонятный
Звездный суд.
По синь-пескам,
По мхам распластанным
Сто юных жриц,
Красой светя,
Ведут меня,
Земного мастера
Штамповки,
Ковки
И литья.
Красиво,
Как на райской каторге.
Ведут.
Дороге нет конца.
Ведут.
Уже прошли три радуги,
Три арки судного дворца.
На этот раз
Пред хитрой карою,
Должно быть, так заведено,
В цветке подносит мне вино
Старуха старая-престарая:
— Испей! —
И, тронутый поблажкою,
Пью — отливает кровь от щек.
— Что ощущаешь?
— Старость тяжкую. —
Старуха рада.
— Пей еще. —
И показала мне овальное,
Оправленное стеклецо,
И отразила гладь зеркальная
Мое потухшее лицо,
Глаза холодные,
Уставшие
Под жалкой вывеской бровей.
— Что жаль?
— Жалею дни пропавшие,
Любовь, не ставшую моей.
Все, все жалею,
Что непочатым
Оставил на земном пути… —
Она раскрыла двери створчаты,
Сказала:
— А теперь иди.
У молодого мало жалости,
Что юным приговор судьи.
Теперь ты старый,
А у старости
Сильней раскаянье.
Иди!
* * *
Земля!
Страшны суды вегейские!
Тебе ль, мудреющей в труде,
Передавать дела судейские
Чужой,
Неласковой звезде.
Меня обидели, ославили,
Меня до времени состарили.
Так вот зачем вино я пил!
В тяжелом непривычном шаге
Через порог переступил
И отступил
В невольном страхе,
В кругу,
Куда меня ввели,
Увенчанного сединою,
Сидели женщины Земли,
Любимые когда-то мною.
Боль.
Жалость.
Страх.
Усмешка уст.
На лицах некогда любимых
Так много отразилось чувств
И схожих
И разноречивых.
Из всех,
Любивших допьяна,
Из всех,
В любви неопьяненных,
Из всех судивших
Лишь одна
Глядела на меня влюбленно.
Как в ту весну,
Как в том саду,
Как в ту прощальную беседу:
«Когда ни позовешь — приду,
Куда ни позовешь — приеду!»
Как в ту весну,
Как в том саду,
Как в пору клятвенного пыла.
Не звал.
Примчалась на звезду.
Обиды, горечь —
Все забыла.
Примчалась
И свою печаль
Переложила мне на плечи.
Тех, кто забыл меня, не жаль,
Им легче,
Той вон, рыжей, легче.
Не смейся.
На Земле ругай,
А здесь убитому тоскою
Усмешкою не намекай
На унижение мужское.
В ту ночь
К костру твоих волос,
Светивших искорками всеми,
Я муки робости принес
И нежности большое бремя.
В ту ночь не понимала ты,
Что счастью
Более, чем скупость,
Мешает легкая доступность
И постижимость красоты.
Минуты первой не порочь,
Я за нее стыжусь не очень,
Ведь судят не за эту ночь,
А судят за другие ночи.
За те,
Развеявшие страх,
Когда, укрывшись темнотою,
Все чистое и все святое
Сжигал я на твоих кострах.