Спешим —
По ветру в колесе! —
Наперерез беде тотальной
К той самой страшной полосе,
Зачем-то названной
Нейтральной…
* * *
Стоял он
На пустынной пашне,
Тоскливо накренив крыла
И плексигласовые башни,
Высокие, как терема.
Стоял он как бы облаченный
В одежду млечную стрекоз,
Стоял красивый,
Обреченный
И на распыл
И на разнос.
И на разнос
И на распыл.
Поздней он стал бы,
Будь плененным,
Опасней дюжины шпионов,
Врагом заброшенных
В наш тыл.
Ему не стыдно и не больно.
Он у врагов, в руках у них,
Мог стать предателем невольным
Крылатых родичей своих.
Он, одинокий, мог предать их
Еще в их чреве заводском,
И даже тех своих собратьев,
Что нарождались бы потом.
А он и так нам крови стоил
И жизни стоил,
Что скрывать!
Прав комиссар,
Его я строил
И точно знаю,
Что взрывать.
Так Бульба на свое дитя
Глядел, терзаясь
Мукой схожей:
Я породил тебя,
И я
Тебя сегодня уничтожу.
В нем,
Небокрылом,
Все слилось
В одну махину
Безызъянную.
Все вспомнил.
Сердце обожглось,
Как будто встретился
С Марьяною.
Не мучась именем ее,
Забуду все, как при контузии.
Взорву я прошлое свое,
Развею все свои иллюзии.
И для того, как адский взвар,
Клейменный чертовой печаткою,
Носил взрывчатку комиссар,
Потел и я над той взрывчаткою.
Мы тяжесть смертную внесли,
Встревоженные чем-то жутким,
В кабину, где к приборам чутким
Сходились нервные узлы.
Тут я увидел,
К небу зоркий:
По краю облака, врасплох,
Подобно санкам с белой горки,
К нам скатывался легкий «шторх».
Казалось, нас мороз морозил,
А он, приметивший Пе-2,
Скользил с присвистом,
Как полозья
Скользят по синей
Глади льда.
Тот «шторх»,
Тот «Аист» из ворон,
Что так недавно Риббентропом
Был нам в подарок поднесен
От покорителя Европы.
Тот «шторх»,
Его я узнавал.
Как не узнать,
Когда всесветно
Он нагловато стартовал
В те дни
Со всех полос газетных.
Покамест
«Аист»
Сел на луг,
Пока рулил,
Мы поспешили
Порвать тугие бензожилы
И выйти через бомболюк.
Во мне жил страх,
Но с плеч гора,
Когда, пропахшие бензином,
Мы запалили два шнура
И, пятясь, поползли
В низину…
Два огонька
В траве дымили,
Шипели, как шипит гюрза.
О, как они похожи были
На комиссаровы глаза!
Тот полз, как плыл,
Скрывая плечи,
А я, хоть и совсем не трус,
Заслышав лязг ненашей речи,
Припрятался
За рыжий куст.
Смеясь,
Друг другу что-то каркая,
Враги уже так близко шли,
Что видел я
Планшетку с картою
Моей,
Моей,
Моей земли!
Они смеялись
В полный рот,
А справа гнул траву сухую
Винтом, кружившим вхолостую,
Их голенастый самолет…
* * *
Я вспомнил,
Что летал когда-то,
Что у меня была звезда.
Кто хоть однажды
Был крылатым,
Приписан к небу навсегда.
Земной,
Но в тяге к неземному
Приписан всей своей судьбой,
Кровинкой, клеточкой любой
Не просто к небу,
А к Седьмому…
Я знал, что взрыв,
Его рассеянье,
Накроет и меня огнем.
А «шторх» стоял.
Свое спасение
Теперь я видел
Только в нем.
Скорей!
Минута дорога!
В кабину б сесть
И присмотреться.
В конце концов, и у врага
На том же месте
Бьется сердце.
Фашисты могут убивать,
Но там же ставят элероны.
Науки мудрые законы
Они не могут попирать.