VII.
Но если на небе возмездие есть, Гаджи, как должно быть на свете, Скажи, кто посмел, не взирая на честь, Взорвать ту машину в мечети, Где бедный наш муфтий Саид-Магомед Был вместе с родным своим братом?.. Одно утешенье, другого ведь нет, Что всех их настигнет расплата. Глядит на планету вселенское зло Своим немигающим оком. И, может быть, больше тому повезло, Кто раньше предстал перед Богом? Откуда в стране нашей этот разбой, Всеобщее это распутство? Пусть черное солнце зайдет за горой И красное выглянет утром. И чтобы оно с акушинских холмов Затем добралось до гимринских… Земля Шамиля, как твой жребий суров, Но подвига нет ведь без риска! На весь мир кричал я: — О, мой Дагестан!.. Теперь же я нем, словно рыба. Чего же боюсь я?.. А, может, я стар И делать не смею ошибок? А если чужой он? То чей же тогда?.. Крамольные думы опасны. И все же о нем, о родном, как всегда, Тревожусь, Гаджи, ежечасно. Упал черный ящик моих долгих лет На необитаемый остров, И тут же в чащобе пропал его след, Который найти так непросто. А, может, уже отыскали его Пигмеи из нового мира И все разобрали, вплоть до одного Винта, на свои сувениры? И все же, Гаджи, сколь ее не ругай, Но жизнь, как и прежде, прекрасна! Безоблачный даже с ней сравнивай рай, Сравнения будут напрасны. … Смотрю на деревья, с которых беда С пронзительным криком слетает, И память моя о прошедших годах В стихи мои перетекает.
VIII.
Уходит, уходит, уходит Двадцатый прекрасный мой век, Которому был я угоден За то, что живой человек. Но есть одна старая рана, Что ноет в груди до сих пор — Когда-нибудь, поздно иль рано, Ко мне постучит кредитор. Как гостя, вперед пропуская, Я вздрогну, на трубный тот глас, В котором тотчас же узнаю Тебя, беспокойный Кавказ. И вечный должник твой заклятый — Руками я лишь разведу, Ведь нет ни сокровищ, ни злата, Ни дерева в этом саду. Одно только бренное тело, Что тает, как будто свеча, Да родина, что не посмела Отбросить топор палача. Одно есть богатство на свете — Мой ящик пропавший, его Средь рукописей пыльных этих Ищу я упорней всего. В его расшифровке короткой Три слога звенящих, как сталь. И мне не нужна тренировка, Чтоб произнести: Да — гес — тан!.. И я, не имеющий сына, Как песню, как выдох души, Его сокровенную силу Тебе завещаю, Гаджи. Моторы взревут и, как летчик, Рвану я кольцо за шнурок… Уже превращается в точку Мой третий, последний мой срок. Чудак человек
Жил мальчик не с пальчик у белых вершин, А просто в ауле жил мальчик один. Салимом он звался, Грустил и смеялся Тот маленький мальчик у белых вершин.
Не худеньким был он, а круглым, как блин, И руки держал, словно ручки кувшин, И бегать вприпрыжку, Похожий на пышку, Ленился тот мальчик у белых вершин.
Давно он открытие сделал одно, Что сны поутру заменяют кино. – Глянь, солнце высоко, Вставай, лежебока! – Кричала сорока, влетая в окно.
Порою он солнышко путал с огнем И звезды на небе считал даже днем. Подучивал телку Мычать без умолку. «Чудак человек», – говорили о нем.
А время несло облака в синеве, Шумело в зеленой и рыжей листве И каждую зиму Являлось к Салиму, Чтоб шапку сменить на его голове.
Средь белого дня, что папаха нова, Могла б разглядеть и слепая сова, Папаха сменялась, Но все ж оставалась Такой же, как прежде, его голова.
Однажды, лишь день засучил рукава, Салима отправила мать по дрова: – Смотри, чтобы ноги Не спали в дороге! Тогда ты вернешься часа через два!
Но вот уже гаснет над гребнями гор Закатного солнца багровый костер. И ждет на пороге Мать сына в тревоге, Салим не вернулся домой до сих пор!
– Ах, мальчик не с пальчик, куда ты исчез? – Разыскивать сына мать кинулась в лес. Забывший дорогу, Быть может, в берлогу Он вместе с дровами к медведю залез?
Вдруг видит: «Что это? Во гневе никак Над собственной тенью сын поднял кулак?» – Во всем безусловно Одна ты виновна! Зря слушал советы твои, как дурак!
– Вай, сын мой, где ты пропадаешь весь день, За что на свою нападаешь ты тень? Скажи мне на милость. В чем тень провинилась? – И, громко вздохнув, мать присела на пень.
– Дойдя до опушки, кто думать бы мог, Увидел иголку я около ног. Решил я иголку Упрятать в кошелку, А тень подсказала: ты спрячь ее в стог!
Потратил напрасно полдня я почти, Весь стог перебрав на обратном пути, Протер из-за тени До крови колени, Но медной иголки не смог я найти.
– В стог бросить иголку! Подумал бы все ж! Знай, глупенький, если такое найдешь, Не делай промашки, А сразу к рубашке Прикалывай, будто бы листики еж!
Назавтра, лишь только подсохла трава, Отправился снова Салим по дрова. Дошел до опушки И вместо кукушки Часа полтора куковал он сперва.
А в полдень под елкой, чей зелен подол, Негаданно ржавую шашку нашел. Проткнул он рубашку И прямо к кармашку Огромную шашку, Смеясь, приколол.
Направился к дому Салим, и клинок Зигзаги писал острием возле ног, И по носу, кстати, Концом рукояти Он делал порою отменный щелчок.
– Смотрите! – схватился сосед за бока. – Иголка достигла размеров клинка! – И голосом смеха Откликнулось эхо: – Такого не видывал я чудака!
– Подумаешь, диво, – заметил второй, – Встречал одного я за черной горой, Лентяй беспробудный – Носил он нагрудный Значок юбилейный, как будто герой.
А мать закричала: – Смешишь целый свет! Кинжал не иголка! Ума в тебе нет! Такому, о боже, Учил тебя кто же? – Сама мне такой подала ты совет!
– Понять ты совета не смог моего. И впредь, дорогой, не забудь одного: Такие находки, Длинны иль коротки, Носить за ремнем их удобней всего.
И вот через день, где клокочет река, Салим увидал на тропинке щенка, И, верный приказам, Он песика разом Вложил за ремень наподобье клинка.
С лохматой находкой, вдоль каменных скал Салим, улыбаясь, в аул зашагал. Сердилась находка, Чей хвостик, как плетка, По заднему месту Салима хлестал.
И снова схватился сосед за бока: – Смотрите, клинок превратился в щенка! Он тявкает громко, А хвост, как тесемка, Что раньше висела на ручке клинка!
– Подумаешь, диво, – заметил второй, – Я знаю, один человек за горой Быка заарканил, Потом прикарманил И ходит по улицам, словно герой.
– Вай, глупый сынок мой, – воскликнула мать, – Я вижу, ты все перепутал опять! За пояс дворняжку Засунул как шашку. Ах, кто мог совет тебе этакий дать?
– Прошу, не сердись, – прозвучало в ответ, – Когда я недавно, ты помнишь иль нет, Дыру на рубашке Проделал для шашки, Мне этот не ты подала ли совет?
– Запомни, сыночек, мой строгий наказ, Коль встретишь подобное в будущий раз, То свистни, как птица, И следом помчится Находка сама за тобою тотчас.
– А вдруг не помчится? – Немедля, сынок, Находку бери тогда на поводок И вслед за собою Тропою любою Веди ее прямо на отчий порог!
И вскоре в лесу, чей раскидист шатер, Увидел Салим свой забытый топор, Под дубом ветвистым Позвал его свистом: – Вставай-ка и топай за мною во двор!
Ах, ты продолжаешь валяться на пне! Постой-ка! Я знаю, как действовать мне. – За мною, дружище, Топор-топорище! – Повел он его, словно пса, на ремне.
И снова схватился сосед за бока: – Смотрите, топор превратился в щенка! – А что ж он не лает? – Салим не желает, Чтоб лаял топор на тебя, дурака!
1969
е
.