Мой с разбитыми окнами дом – Жизнь моя превратилась в Содом.
То расплата ли, времени ль рок? Что бы ни было – горький урок.
Древо жизни моей… Страшен сон… Ты гнездилищем стало ворон.
Где же певчие птицы – в силках? На каких вас торгуют торгах?
От надежды к надежде – мой путь. Их все меньше. Что ж, не обессудь, Мое сердце, с потерей смирись. Новой песней, душа, озарись.
Хоть минувшей весны мне и жаль, Не о том моя боль и печаль.
Но о том: гнусное зло Жизнь в Содом превратить не смогло.
Чтобы карканье черных ворон Не пугало младенческий сон.
Чтоб звенело, сияло светлей Древо жизни твоей и моей.
ОСЕННИЙ РАССВЕТ
Как завиток ягненка, белый, Парящий тихо над землей – Рассвет. Он кажется несмелым, Чуть припорошенной золой.
Вот оторвался чуть повыше И запылал – в нем блеск костра Прозрачно-алый или рыжий, Как цвет жар-птицына пера.
Встает рассвет в белесой дымке, Выпутывается из темноты. Снимают шапки-невидимки Пред ним деревья и кусты.
Они озябли этой ночью, Стоят промокшие насквозь. Лучами ранний лес прострочен. Начаться б чуду… Началось!
Художник, торопись: рассвета Не пропусти волшебный час – Игру прощальных красок лета Лови, добру его учась.
Твой зоркий труд не на продажу. Успех не ставишь ты ни в грош. В неосязаемость пейзажа Ты, как в бессмертие, войдешь.
Случайный зритель, гость ли званый, Спустя, быть может, много лет, Увидит в мире первозданном Точнейший твой автопортрет.
Как пред ребенком в колыбели – Улыбкой чистой потрясен, Он удивится: неужели То не фантазия, не сон –
Земля в сиянье красок дивных Была такою наяву? Художник, мудрый и наивный, Пиши! Прошу тебя, зову…
Я одинок. Один на всей земле… О небеса! Вы есть ли в черной мгле?
Вы, звезды, не угасли навсегда ль? Хотя б одна лучом мой взор ужаль!
О люди! Где вы? Глохнет голос мой. Ответа нет. Застыл простор немой.
То наяву иль вижу жуткий сон: Я на скале – как вечный Робинзон.
А подо мной хохочет лютый ад. Насытиться любой добычей рад.
Пронизывает буря до кости: – Кто звал тебя? Держись! А нет, прости.
Держусь. Потоп вселенский схлынул вдруг… Я есть иль нет, – как знать? Ни ног, ни рук
Не ощущаю. Может, умер я? Тогда зачем грядет во мгле заря?
О птаха милая! И той в помине нет, Кому б поведал чудо или бред…
Но чу! Чей смех? Его я не забыл. А как скажу словами, где я был?
Теперь нас двое. Мне вернула ты И небеса, и горы, и сады.
Вернула мне ты звезды и людей. Вернула мне меня. Так царствуй! Всем владей!
И кораблем, что в гавани моей. Он поднял паруса. Открыта даль морей.
Плывем судьбе навстречу!.. Лютый ад Смирит, любовь, один твой нежный взгляд.
Ты не выбила, юность, меня Из седла вороного коня.
От наветов любых и погонь Ты умчишь меня, юности конь…
Озираюсь в тревоге вокруг: Где же давний и преданный друг?
Слава богу, он жив… Почему Не приходит в мой дом, сам пойму.
Мое детство, ты вечно со мной – Голос мамы у ивы ночной.
Мое детство, жар-птицей во сне Ты бесшумно летаешь во мне…
С днем вчерашним я стал не в ладу. Принимаю и эту беду.
Принимаю. И пусть немота Мне сегодня сковала уста.
Словно новое зреет во мне – Стон глухой. О, как жарко в огне!
Но не жалуюсь и не чиню Я скандала минувшему дню.
Что же было – понять бы, понять. Помоги же, мой стих, – лишь уста бы разнять.
Ты пришла… Ты пришла в горький час: Я от боли стонал, изнывая, мечась.
В горле камнем задушенный крик. Вдруг во тьме проявился твой лик.
О поэзия! Солнце в душе Просияло. Здоров я уже.
Что, болезнь, не скрутила меня? Хватит в сердце любви и огня.
Страсть Махмуда, во мне оживи – Хватит в сердце огня и любви.
О поэзия! Дивный недуг. Ноги просятся в танец. Так – в круг!
Прочь костыль, коль помехою стал. Не сердись, Патимат, что я слишком устал.
О поэзия! Огненный пляс.
Ты спасла… Как спасала не раз.
Как ты, полынь, горька! Знаю про то без пробы. Ядовитые облака. Сердце мое – Чернобыль.
Где вы, Иисус и Аллах? Ваше молчанье странно. Сердце мое – Карабах. Кровоточащая рана.
Если б хоть рок покарал! Кровь от кошмара стынет. Сердце мое – Арал, Мертвая зыбь пустыни.
Плачет во тьме метель, Будто дитя, блуждая. Сердце мое – колыбель. Ах, почему пустая?
Мук тяжелее нет Ссыльного – плач, обида. Родины горький свет. Сердце мое – Таврида.
Жив ли я сам? Как знать. В камень не обратилось Сердце мое? Опять, Слышу, в груди забилось.
Боль, молю, не щади! Сердце, не смолкни, прежде Чем блеснет впереди Искорка хоть – путь к надежде.
Чем жизнь длиннее за спиной, Тем меньше впереди… Уходят годы. Но, шальной, Смирись-ка с тем, поди.
Я жизни тяжкую арбу К вершине долго влек. Смеясь, торил свою тропу, И было невдомек,
Что, лишь достигну высоты, Арбы не удержать. Помчится вниз. За ней и ты, Брат, вынужден бежать.
А впереди ревет река, Кружит водоворот. Нашелся все же перекат. Считай, что тот же брод.
Но делать нечего, тащи. Арбу-судьбу тащу. Ехидный голос: «Не взыщи!» А я и не взыщу.
Благодари судьбу, что так. Глянь, много ли вокруг Былых друзей? Кто канул в мрак, Кто другом слыл, – не друг.
Других и вовсе не сыскать В потоке бытия… Жестока, ночь, твоя тоска. Но нет, не сдамся я.
Печаль, ты хочешь песней стать Последнею моей? Нет! Сжаты намертво уста. Их разомкнуть не смей.
Умножить не хочу печаль Живущих на земле… Уже мне приоткрылась даль В туманной полумгле.
Меня спешите, кто охоч, Хулить, коря в грехах. Вдруг опоздаете? Помочь Не сможет и Аллах.
Я тайн с собой не унесу. Их нет, кроме одной: Никто не видел ту слезу, Уроненную мной.
Отец и мать. В тот скорбный час Я, глядя на детей, Подумал об ушедших вас. Смахнул слезу скорей…
– Где папа? – если спросят вдруг, – Уехал далеко! – Ответь, жена, мой верный друг, Хоть будет нелегко.
Ты не обманываешь. Весть Подам из-за морей: Вернусь весною я, как песнь, На крыльях журавлей.
Тебя ж молю, родная: прочь Печали ты гони… Но если станет вдруг невмочь, Слезинку урони.
Коварно ты, ночное вдохновенье: Твой жалкий плод – сие стихотворенье,
Какое настрочил я под диктовку Пустой обиды. Впрочем, вышло ловко.
Лист, испещренный желчными словами, Жил до утра, пока не стал клочками:
Я растерзал злобу с негодованьем Вполне святым, а также с упованьем,
Что свет мудрее тьмы. И это помнить надо. В душе осталась горькая досада.
Но счастье! Ты о том и знать не знаешь, На «подвиги» какие вдохновляешь.
Смеешься. Лишь взглянула с подозреньем На виноватый вид мой – след ночного бденья.
И пожалела: мол, творил! Бедняга… В камине пепел – гнусная бумага.
Я рассмеюсь в ответ. Как не бывало Обиды, что укоры диктовала.
Казалось мне: всю жизнь я плачу, Осиротевший, по отцу. Как жалки, как смешны удачи, Когда и сам идешь к концу.
Не вспомнить, чем я так казнился, Метался птицею в огне. Сегодня ночью мне приснился Отец. Он плакал обо мне…
Казалось мне: всю жизнь стенаю, Зову, осиротевший, мать. «Прости за все меня, родная!» Когда б ребенком снова стать.
Дай мне, Аллах, такую милость – Я верю, маму бы сберег. Сегодня ночью мне приснилась Мать: «Не печаль себя, сынок!»