Таинственность в ее глазах И в стати, что подобна скрипке, Таинственность в ее слезах, Таинственность в ее улыбке.
Огонь – таинственность: в огне Свои черты мы наблюдаем. И сон – таинственность: во сне Мы, словно ангелы, летаем.
Всегда таинственна луна, А в дымном сумраке духана Таится в капельке вина Таинственность на дне стакана.
Таинственна несхожесть лиц, И души многих поколении Пленяет таинство страниц, Которые оставил гений.
Во всем таинственность, во всем – Она в любви и милосердье, И мы таинственность несем В рожденье, бытии и смерти.
Нам страсть познания сладка. Ее подвластны интересу, Приподнимаем лишь слегка Таинственности мы завесу.
Но в мире следствий и причин, Спускаясь в тайные глубины, Не смог добраться ни один До истины, до сердцевины.
Столетья таинства полны, И не исчезнет жизнь, покуда Есть ощущенье новизны, И удивления, и чуда.
ПРОЩАНИЕ С АУЛОМ ЧЕРКЕЙ
Прощай, мой Черкей ненаглядный, Сородич седой высоты! Увитый лозой виноградной, Собою пожертвовал ты.
Стою на высокой плотине. И передо мной в глубине Лежишь, знаменитый поныне, Ты, как Атлантида, на дне.
Запомнивший страсти мирские, Расстался ты с древней молвой. И волны сомкнулись морские Над буйной твоей головой.
Уже мне под синью небес ты С кувшином на правом плече Не вышлешь навстречу невесты, Подобной горящей свече.
И впредь на гранитном майдане В ближайшем соседстве веков Твоих не увижу, как ране, Беседующих стариков.
Мне дым твой очажный был сладок. И многое значить могло, Что борозды каменных складок Твое отличали чело.
Гулял я на свадьбах немало, Мужей твоих славя и жен. И жаль, не смогу, как бывало, К умершим прийти на поклон.
Прощай, погребенный Сулаком, Черкей мой, чья совесть чиста. Окрест молодая над мраком Заря вознеслась неспроста.
Воды одержимо движенье, Летит, как табун кобылиц. Скользит над тобой отраженье Несуетных царственных птиц.
И венчан ты клёкотом воли, Что верен в горах небесам. И я твоей жертвенной доле Все чаще завидую сам.
АФРОДИТА
С древней амфорой схож, что разбита, Остров Кипр, где воочию я Вижу горе твое, Афродита, Дорогая Киприда моя.
В окруженье морского простора Ты с оливковой веткой в руке Держишь путь вдоль границы раздора, Белоликая, в черном платке.
И горька твоя участь богини, Если, пальцами грея курки, Не тебе поклоняются ныне Ослепленные злобой стрелки.
И, возвысясь над волею рока, Ты с укором глядишь неспроста На поборников ярых пророка, На поборников старых Христа.
Где засадой тропа перекрыта, Страстно их к примиренью моля, Поклоняюсь тебе, Афродита, Дорогая Киприда моя!
Протяни, снизойдя ко мне, руку. Мы уедем с тобой на Кавказ. Там забудешь сердечную муку, От которой льешь слезы сейчас.
Как на мраморной гулкой ступени, На ристалище белого дня Преклонить пред тобою колени Каждый всадник заставит коня.
И огонь, чьи нетленны трофеи, Там в словах и сердцах не потух. Молодые в аулах орфеи Усладят твой изысканный слух.
И седой, нестареющий Каспий Станет ноги твои целовать… Ты вздыхаешь: – Охваченный распрей Остров Кипр мне нельзя покидать.
И проходишь, как встарь знаменита, Сокровенных надежд не тая… Поклоняюсь тебе, Афродита, Дорогая Киприда моя!
Я ВАМ ЖЕЛАЮ ДОБРЫХ НОВОСТЕЙ…
Три четверти отмерил век двадцатый, К финальному приблизясь рубежу. Я вестник ваш, я радиоглашатай И снова к микрофону выхожу.
Мои слова доходчивы и четки. Они летят через земной предел. Событий я перебираю четки, Но разве ныне легок мой удел!
Прошу у вас, благих вестей достойных, Прощение за то, что вновь и вновь Я каждый день вам говорю о войнах, О том, что под луною льется кровь.
И снится мне порой не потому ли: До вас донесся мой свободный глас. И в этот час нигде не свищут пули, И правит миром разум в первый раз.
Никто не угоняет самолеты, Взорвать их угрожая на лету, И невооруженные пилоты Спокойно набирают высоту.
И судят не по слухам, не по сплетням О нас другие И, потупив взор, С тюремным надзирателем последним Простился навсегда последний вор.
Ничьи не превышаются заслуги, И нет приуменьшения заслуг. Побеждены опасные недуги, В числе их ложь – погибельный недуг.
К велению годов небезучастлив, Поведав о событиях сперва, Вам о любви читать стихи я счастлив, Отмеченные знаком божества.
Пусть торжествует пламень языкатый – Наследник обнажившихся страстей. Как вестник ваш, как радиоглашатай, Я вам желаю добрых новостей.
ИЗ БЕЛОРУССКОЙ ТЕТРАДИ
Аркадию Кулешову
Ты сказал: «Приезжай, калi ласка , Гостем будешь, как друга приму. Не уступит щедротам кавказским Братский стол в белорусском дому. Но сама-то земля белорусов Не похожа, учти, на Кавказ. Нет в республике нашей Эльбруса, И Казбек не прописан у нас. Есть пригорки в раздольях низинных. Нет ущелий и сказочных скал, Где орел в первозданных теснинах Прометея нещадно терзал. Нам по нраву неброские краски, Бор, торфяники, лен голубой. Не у нас простирается Каспий И гремит черноморский прибой. Тут не сыщешь потоков отвесных И обрывистых снежных высот. Наши реки, как тихие песни. Мы – лесной и озерный народ…»
Друг мой, с гордостью, с давней печалью Углубляюсь я в пущу твою. Все мне чудится, соснами стали Партизаны, что пали в бою. Тесно сдвинув широкие кроны, Утвердившись корнями в земле, О войне, о сердцах непреклонных Ветераны поведали мне. Обитатель вершин дагестанских, Обращаю к созвездиям взор. Их лучи отразились в пространствах Полноводных равнинных озер. Может, это блестят не озера, А глаза белорусских сынов, Смерть принявших в суровую пору, Защищавших родительский кров. Я – твой гость, приобщенный к святыне, Прихожу в достопамятный день Поклониться сожженной Хатыни И останкам других деревень. Время, пепел печальный развеяв, Складку скорби хранит на челе. Сколько выросло здесь Прометеев На седой белорусской земле! Время в колокол бьет на курганах, Чтобы мир никого не забыл. Сколько здесь Хиросим безымянных, Сколько братских солдатских могил! Эти холмики выше Казбека, А курганы круты, как Эльбрус. На плечах беспокойного века Нашей памяти горестный груз, И в душе моей слиты навеки Шум берез и безмолвие гор, Могилевские синие реки И зеленый каспийский простор.
АДРЕС МОЕЙ ЛЮБВИ
Ты – адрес нестареющей любви. И я постигнуть заново стремлюсь, Как, воплотив достоинства твои, Возникло в мире имя – Беларусь. Вообразим желанье двух сердец Дочерней чистоте названье дать. – О, белая моя! – сказал отец. – О, русая моя! – сказала мать. Ты – адрес неизменной красоты, Певуч и ласков твой живой язык, В нем обаянья твоего черты, Он в душу беспрепятственно проник. В нем колокольный слышится металл И щебет птиц на утренней заре. Когда я слышу звон твоих цимбал, Светлеют горы даже в декабре. Ты – адрес огнестойкой правоты. Когда над Бугом полыхнул пожар, Явила доблесть истинною ты И грудью первый приняла удар. В твоих глазах – тревожных молний след, В твоих ушах гремит недавний бой. С волнением внимает целый свет Той повести, что создана тобой.
ПРИЗНАНИЕ
Свои года считаю не без грусти. Но, верен романтическим порывам, Взираю на красавиц белорусских, Охваченный предчувствием счастливым. Да, я готов без памяти влюбиться В одну из них – близ Нарочи, в Полесье, На воскрешенных улицах столицы, В Янину, в Зосю, может быть, в Олесю. Стихи ей посвятить и в полный голос Их прочитать, как в юности бывало. Меня за это не бранил бы Колас, Надеюсь, не корил бы и Купала… Я верю, Кулешову бы по нраву Пришелся мой порыв. А все ж боюсь я, Что, полюбив одну, утрачу право Боготворить всех женщин Беларуси. Они, как песни у Днепра и Сожа, Звучащие светло и задушевно, И каждая по-своему – пригожа, И каждая по-своему – царевна. А уж какая сила им присуща, Когда война лютует, все сметая! В беде, в полоне, в партизанской пуще Не пошатнулась верность их святая. Здесь выделить избранницу не просто, Моя любовь ко всем не убывает. Так дождь весенний не одну березку, А целиком всю рощу обнимает.