В пропаганде гелиоцентрической системы Коперника и защите положительных наук от вмешательства и посягательств церковников, в стремлении Кантемира к исследованию «причин действий и вещей» (см. VI сатиру) проявились материалистические элементы в философском сознании А. Кантемира, развитие которых, обусловленное исторической обстановкой и обстоятельствами личной жизни писателя-мыслителя, не вышло, однако, за пределы просветительского деизма.
Нельзя согласиться с Г. В. Плехановым и в том, что «дорогое Кантемиру западное просвещение не заронило в его душу ни тени сомнения относительно правомерности крепостной зависимости крестьян. Зависимость эта представлялась ему чем-то вполне естественным». [1]
Проблема «благородства» и «подлости», власть имущих и народа волновала Кантемира с самого начала его литературной деятельности. Уже в I сатире (1 ред., стихи 75–76) Кантемир противопоставляет «подлых» «знатным», и сочувствие его на стороне первых.. [2]
В сатире II «польза народу» расценивается как высшее достоинство государственного деятеля (1 ред., стихи 123–126) и, наоборот, дворянин, равнодушно взирающий на «бедства народа», подвергается осмеянию (1 ред., стихи 167–168). В этой же сатире автором прославляется «соха» как первоначало всех званий и всех сословий (1 ред. стихи 300–309). В примечаниях к этой же сатире упоминаются труды Пуффендорфа, в которых содержится, по словам Кантемира, «основание права естественного».
В III сатире поступки Катона и Нарциза осуждаются потому, что они совершаются не в «пользу народа» (1 ред., стихи 211–212 и 225–228). Вспоминает сатирик о народе и в портрете подьячего, который «силится и с голого драти» (1 ред., стих 342).
В V сатире Кантемир не только упоминает о народе (портрет «войнолюбца», истребляющего народы, 1 ред., стихи 133–140, образ «бедного босого», 1 ред., стих 236), но и показывает народ в образе пахаря и солдата.
В сатире V дана кроме того изумительная по своей выразительности и краткости характеристика антинародной сущности феодального судопроизводства:
Поставленная в самом начале литературной деятельности Кантемира тема народа получает свое дальнейшее развитие в его последующем творчестве. В ранних сатирах писателя народ — это нередко или лишенное конкретных очертаний абстрактное понятие, или понятие, воспринимаемое сквозь призму древнерусской нравоучительной литературы («неимущие», «убогие» и т. д.). Во второй редакции ранних сатир и в сатирах, написанных за границей, понятие народ наполняется более конкретным социальным содержанием.
В первой редакции I сатиры о «естественном праве» было робкое замечание в примечании. Во второй редакции этой сатиры о существовании «гражданских уставов», «естественного закона» и «народных прав» Кантемир заявляет во всеуслышание в самом тексте сатиры (стихи 151–152).
Большую определенность получают во второй редакции также общественно-политические положения II сатиры.
Термин «холоп», означающий крепостного, в первой редакции II сатиры отсутствовал. Не было в первой редакции II сатиры и таких гневных инвектив, как эта:
Рассказывая о своей встрече с Кантемиром в день вступления Франции в войну за австрийское наследство (1741), Гуаско сообщает: «Я встретил его возвращавшимся из театра, где он видел несколько министров. — Я не понимаю, —сказал он в связи с этим, — как можно спокойно идти в театр, подписав решение о смерти сотен тысяч людей».[1] Как показызает это воспоминание, проблема положения и благосостояния народа, «сотен тысяч людей», была одной из важнейших проблем в общественно-политическом сознании Антиоха Кантемира.
2
Слова
1
О. Gоuasсо. Vie du Prince Antiochus Cantemir (Satyres du Prince Cantemir. Traduites du Russe en François, avec l’histoire de sa vie. A Londres, chez Jean Nourse. MDCCL), pp. XCVIII-XCIX.