Антиох Кантемир жил на Западе в период, когда противоречия феодального строя, проявляясь во всех областях жизни, порождали идеологию непривилегированных классов, движение Просвещения. Вопросы, над разрешением которых работала передовая мысль Европы, не могли не привлечь к себе внимания и Антиоха Кантемира. Кантемиру приходилось наблюдать на Западе более развитые, чем в России, формы общественной борьбы. Не могло не отразиться пребывание Кантемира на Западе и на осмыслении писателем проблемы народа и массовых народных движений. В этой связи обращает на себя внимание тот факт, что библиотека А. Кантемира насчитывает значительное количество книг, посвященных английской революции 1648 года, борьбе Нидерландов за независимость, а также различного рода восстаниям и переворотам, от заговора Кола ди Риенци до дворцовых переворотов в Венгрии и Персии. Любопытно и то, что в библиотеке Кантемира из книг любимого им поэта Джона Мильтона были не только его художественные произведения, но и знаменитая «Защита английского народа» (1651), провозглашавшая народ единственным законным носителем суверенной власти.
В годы пребывания во Франции Кантемиру неоднократно приходилось наблюдать проявления недовольства народных масс режимом французского абсолютизма. Так, например, в депеше русскому двору от 18(29) июня 1741 года Кантемир сообщал о том, что «в Люневиле в конце прошлой недели было смятение в народе, который, чувствуя недостаток в хлебе, сбежался к двору королевскому, грозя зажечь оный» что король Станислав Лещинский, владевший герцогством Лотарингским и избравший Люневиль своей резиденцией, несмотря на то, что возникшее волнение было вскоре подавлено, вынужден был спешно выехать из города.[2]
Подобного рода впечатления формировали общественное сознание Кантемира. Комментируя в своем переводе «Посланий» Горация то место, в котором римский автор изображал толпу, возбужденную театральным зрелищем и готовую вступить в драку, Кантемир писал: «Народ не терпит сопротивления: когда медведя требует, нужно медведя ему показать, инако сам медведем станет, забыв всякое к высшим почтение» (изд. Ефремова, т. 1, стр. 534).[1]
В своем понимании «естественного права» русский писатель не доходил до идеи всеобщего равенства. Этот крайний вывод из теории «естественного права» не был, однако, сделан к тому времени и подавляющим большинством западноевропейских просветителей. Громкий голос, который был поднят Кантемиром в защиту избиваемого до крови холопа, был своеобразным призывом «милости к падшим», а не выражением антикрепостнической идеологии. Но этот голос Кантемира, как и его творчество в целом, готовил общественную мысль России к восприятию антикрепостнических идей.
Нельзя также согласиться и с утверждением Г. В. Плеханова о том, что А. Кантемир был убежденным сторонником неограниченной монархии и что «в его переписке совсем незаметно сочувствия к свободе».[2]
Действительно, в переписке и творчестве как раннего, так и позднего Кантемира мы встречаемся с идеализацией личности Петра I. Однако этот царь, с точки зрения писателя, был явлением исключительным и соответствующим тому образу «просвещенного» монарха, попытку изображения которого находим мы в басне молодого Кантемира «Пчельная матка и Змея» (1730). В деятельности Петра I Кантемир видел выражение не узко сословных, не дворянских, а общегосударственных и народных интересов.
Верой в «просвещенного» монарха следует объяснить и то деятельное участие, которое принял в 1730 году А. Кантемир в утверждении абсолютизма Анны Иоанновны. Тем не менее даже в этот период, наряду с верой в «просвещенного» монарха, можно найти у Кантемира и понимание опасностей, которые таила в себе монархическая форма правления для общего блага. Так, например, явным выпадом против абсолютизма звучит наполненное иронией одно из примечаний Кантемира к I сатире в первой ее редакции (1729): «Король французский, вместо всех доводов, свои указы так кончает: Nous voulons et nous ordonnons, car tel est notre plaisir, т.е.: мы хотим и повелеваем, понеже так нам угодно» (стр. 504).
Наблюдавший в течение ряда лет деспотизм и произвол бездарных преемников Петра I, воочию убедившийся в антинародной политике французского абсолютизма и основательно изучивший просветительские теории государственного устройства, Антиох Кантемир впоследствии не мог относиться с прежним доверием к теории «просвещенного» абсолютизма. Изменилась при этом и его оценка событий 1730 года, в которых он участвовал на стороне шляхетства. «Князь Кантемир, — рассказывает об этом Октавиан Гуаско, — был одним из сторонников той партии, которая решительным образом воспротивилась планам Долгорукого; это не значит, что он был сторонником деспотизма: «он с большим уважением относился к драгоценным остаткам свободы среди людей, чтобы не знать преимущества системы предлагаемого государства; но он считал, что в сложившейся обстановке нужно было сохранить установившийся порядок».[1]
2
Государственная Публичная библиотека им. M. Е. Салтыкова-Щедрина. Архив В. Я. Стоюнина, № 33, л. 20 об.
1
Сочинения, письма и избранные переводы князя Антиоха Дмитриевича Кантемира под ред. П. А. Ефремова, тт. 1 и 2. СПб., 1867–1868. Здесь и далее сокращенно: «изд. Ефремова».
1
О. Gоuasсо.Vie du Prince Antiochus Cantemir (Satyres du Prince Cantemir. Traduites du Russe en François, avec l’histoire de sa vie. A Londres, chez Jean Nourse. MDCCL), pp. XXXII—XXXIII.