К беседующим подошел Поярок, приятель Артемия, и Зина отошла. Она остановилась в стороне, но не спускала глаз с любимого человека, любуясь его красотой и ощущая готовность жизни не пожалеть ради его счастья.
- Слышал? - шепнул Поярок, молодцеватый юноша, обращаясь к Львову. Решил царь... Венчать Дмитрия будет...
- Быть не может! Верно ли известие?
- Митрополиту сам сказал...
- А София знает?
- Нет еще. Наши волнуются... ропщут...
- Еще бы! Не допустим мы... Сегодня надо посоветоваться и действовать... Знаешь ли, Поярок, у меня такие вести есть, что и Елена, и сын ее, и друзья их - все в темнице сидеть будут...
- Молчи, Артемий! Эка голова шальная! Погубить всех нешто хочешь?.. Услышат, беда...
Львов усмехнулся.
- Не боюсь я, брат, ничего и никого! Много дела я на себя принял, и, пока не справлю его, смерти моей не бывать!
- Не про смерть и толкую. Ты нам нужен... Без тебя как в лесу будем, дружище. Коновод ты наш... Смотри, никак наш царевич идет?
- Он и есть. Погляди-ка, и Дмитрий тут... Дядя и племянник, а словно враги заклятые друг против друга...
Василий, стройный юноша с черными глазами и русыми кудрями, спадавшими на плечи, стоял, прислонившись к дереву, неуверенный, с тихой грустью в глазах.
Его именем составлялся заговор и вербовались сторонники, а он не знал ничего и не подозревал, какие замыслы вынашивают гордая София и ее союзники.
Юноше было только обидно, что за последние годы к нему стали относиться пренебрежительно, что даже отец, некогда любивший и нежно ласкавший его, круто изменился. Все симпатии были на стороне Дмитрия, принимавшего общее поклонение как нечто законное и не упускавшего случая оскорбить Василия.
Вот и сейчас - Василий хотел качаться на качелях, а Дмитрий пришел и приказал ему уступить, да, приказал...
- Уйди прочь, - сказал он сурово. - Я хочу качаться!
В доме отца своего и матери он чувствовал себя чужим... Его могли обижать, относились непочтительно.
"За что же это? - спрашивал себя Василий. - Что я сделал дурного? А матушка моя... О, моя матушка всегда была на высоте призвания. Учитель объяснил мне ее значение, указал на подвиги ее... Зачем же отец не ценит ее? Почему Елена и Дмитрий имеют такую власть великую, а я... я даже качаться не могу в саду отца моего?"
Горько было на душе юноши, и не мог он осилить своей тревоги, своих печальных мыслей.
Но вот глаза юноши блеснули и щеки вспыхнули.
С крыльца спускалась прелестная девушка в длинной телогрее с рукавами до полу, в повязке, вышитой жемчугом, вся розовая, нежная, с голубыми, как небо, очами.
Это была Маша, дочь князя Юхотского, по сиротству взятая Софией к себе и пользовавшаяся ее любовью.
Василий страстно любил девушку, но никогда не показывал своей привязанности и даже не смел мечтать, что Маша полюбит его. Но он ревновал ее к Дмитрию, чересчур заигрывавшему с хорошенькой сироткой.
Наступили сумерки. Маша искала кого-то, переходя от одной группы к другой, и, наклоняясь, всматривалась в лица.
Веселые песни по-прежнему оглашали площадку. Молодежь шушукалась и смеялась. Старики разошлись по разным углам. Девушки окликали Машу, спрашивая, кого она ищет, но Маша не отвечала, продолжая свои поиски.
Василий следил за ней глазами. Он думал, что мать послала Машу за ним, и ожидал, что та подойдет к нему.
В это мгновение Дмитрий спрыгнул с качелей и, схватив Машу, крепко обнял ее, прижал к себе и с нахальным выражением сказал:
- Меня ищешь, Машура! Знаю, знаю, меня! Ну, поцелуй меня покрепче...
Маша отбивалась, не смея крикнуть...
Ласки Дмитрия становились назойливее. Угодливые придворные разошлись, не решаясь мешать господской потехе.
- Оставь меня... оставь, царевич... Богом прошу! - задыхаясь, прошептала Маша со слезами в голосе.
- Поцелуй и обними покрепче... Ожерелье подарю!
- Не хочу я твоего ожерелья... Оставь меня!
- А! Моего не хочешь! Видно, Василий богаче меня? Или его и так поцелуешь...
- Оставь меня! Не нахальник Василий... Не станет обижать девушку...
Взбесившийся Дмитрий поднял Машу и готов был уже поцеловать ее, как возле него появился Василий.
- Оставь Машу, Дмитрий! - сказал он, сверкая глазами. - Оставь, я тебе говорю!
- Ах ты, молокосос! Туда же! Убирайся прочь, не то я тебя...
Вне себя Василий схватил Дмитрия за горло, и молодые люди вступили в борьбу.
Маша успела ускользнуть.
Василий одолевал Дмитрия, но их поспешили разнять, и Дмитрий, озлобленный, негодующий, продолжал осыпать соперника оскорбительными словами.
Василий несколько раз порывался броситься на Дмитрия, но его удерживали. Он сжимал кулаки и весь дрожал от бессильной злобы, а Дмитрий, пользуясь правом и властью, издевался над ним.
К Василию подошел Артемий.
- Уйди, царевич, - тихо сказал он. - Не кулаком тебе бороться с ним...
- Я хочу отомстить ему! Он... он мать мою оскорбил!.. Он...
- Пойдем, царевич, я дам тебе орудие мести... Все готово... Нужно только твое согласие, твое мужество...
Василий смотрел с удивлением.
Артемий отвел в сторону Василия и в общих чертах сообщил ему о давно готовом заговоре и назвал участвующих.
- Сегодня ночью, - заключил он, - последнее совещание в комнате твоей матери. Медлить нельзя... Еще день, два, и, пожалуй, тебя и твою мать в темницу посадят. Все готово. За тобою дело, царевич...
Какая-то тень скользнула из-за дерева, возле которого они разговаривали, но молодые люди не заметили ее. Львов был озабочен своим планом и судьбой Василия.
Глава XVII
РАСПЛАТА
Наступила ночь.
Все крепко спали, и только в комнатах Софии светился огонек. Но ее мысли были далеки от половины Ивана III, давно уже супруг не посещал свою жену в ее хоромах.
Смерть царевича Ивана как бы создала непреодолимую границу между царем Иваном Васильевичем и Софией Фоминишной. Подозрительность Ивана сумели раздуть до грандиозных размеров. А София была слишком горда и чиста, чтобы унизиться до оправдания.
Кроме Артемия и Поярка, главных вдохновителей заговора, в палатах Софии собрались молодые бояре, вояки и дьяки, всей душой принадлежавшие к ее партии.
Тут были Полтев, Палецкий, Хрул, Скрябин, Гусев и многие другие. София сидела на высоком кресле, а за нею стоял Василий, молча внимавший речам заговорщиков.
Долго уже продолжалось совещание, а царевич еще ни слова одобрения не вымолвил.
- Чего же ты хочешь, Артемий, не пойму я, - наконец сказал он.
Голоса разговаривающих смолкли.
Артемию, князю Львову, выпало на долю подробно объяснить царевичу мотивы, план и конечную цель заговора.
Докладчик начал издалека.
- Когда я был в монастыре, - говорил он, - то узнал, что еретики, раскольники не изгонялись, хотя митрополит много работал против них. Но потом приехал из Киева жид Схария и привез с собою пятерых жидов, которые распространили новую ересь, еще более жестокую.
- А, это "жидовская ересь!" - сказал Полтев. - Знаю! У нас много таких еретиков развелось. И попы, и монахи...
- Они отвергают таинства, Святую Троицу, Божество Иисуса, иконы, монашество, все... Христиане да с жидами в согласие вступили!
- Да, - продолжал с горячностью Артемий, - нехорошее дело, позорное, а еще того хуже, что приближенные царя покровительствуют ей:
- Кто же это? Кто?
- Говори, Артемий...
- Тут все свои, не бойся!
Артемий назвал целый ряд сторонников ереси и заключил:
- Не только Ряполовский и Патрикеевы придерживаются этой ереси, но даже Елена и сын ее Дмитрий, которого решил царь венчать на княжение.
Глухой ропот прокатился среди присутствующих.
- Правда ли это, Артемий? - спросил Василий.
- Головой отвечаю, царевич... Погоди, дай время только, все выведу... обличу...
Многие из присутствующих подтверждали слова Артемия. Все это знали, но говорить было опасно.
Князь Львов продолжал:
- Если сказать царю всю правду - не поверит. Сила Ряполовских и Патрикеевых велика больно. Сгниешь в темнице, и конец делу. Другое тут надо сделать...