Но, выказывая Софии Фоминишне свое горячее усердие, Марфа служила не только ей... Были у нее свои счеты, которые она и желала свести, но для ограждения себя необходимо было придать личному делу более важный смысл.
В то далекое время из-за одного неосторожного слова гибли не только сановные люди, но и даже любимцы. Следовало держать ухо востро и следить за малейшим колебанием ветра.
Марфа знала, что София Фоминишна негодует на Елену, но не имеет повода придраться к ней, и, как кречет на княжеской охоте, указывала на дичь.
Глава V
ПРИДВОРНЫЕ КРУЖЕВНИЦЫ
Марфа рассказала Софии Фоминишне, что Елена, похваляясь любовию к ней великого князя Ивана, говорила, что может теперь у "дедушки" всякую милость испросить, а чего пожелает, так уж непременно на своем поставит.
Великая княгиня молча внимала речам Марфы. На сжатых губах молодой женщины скользила презрительная усмешка.
- А чего просить ладится, не объясняла? - сурово спросила София.
- Всего, говорит, у меня много-перемного: и уборов, и камней разноцветных... Чего хочет моя душенька, говорит, все-то есть у меня... Пожелать даже лень нападает - само валится, - нараспев продолжала наперсница, лукавым взором следя за выражением лица княгини. - И точно, государыня, ты моя матушка, диву я далась, как почла свои летники выкладывать. Один одного лучше! Другой другого богаче! Даже в глазоньках сверканье пошло...
- Видно, нелюбимой жене слаще живется!
- И чего не сладко, матушка-княгиня! Помирать не надо! Муж не любит бояре жалуют!
- Бояре? Не слыхала я что-то.
- Не для явности, матушка-княгиня, скатны* жемчуга Иван Юрьевич прислал... А уж и жемчуга! - качая головой и всплескивая руками, повторила она. - Красоты да крупноты незнаемой! И в твоей казне великокняжеской, поди, не сыскать таких!
_______________
* С к а т н ы - крупные.
Но Марфа напрасно старалась задеть женское тщеславие Софии. Не нарядам и не уборам могла завидовать гордая гречанка. Любовь Ивана III, величие и значение - вот что было дорого Софии, вот ради чего боролась она.
Известие, что Иван Юрьевич Ряполовский, один из приближенных к Ивану, поднес Елене дорогие жемчуга, возбуждало не зависть, а подозрение.
Значит, и в самом деле становилась люба и грозна Елена, если такие смелые и гордые начали заискивать перед ней! Значит, Иван Молодой и вправду при отце да власть забирает?.. Нет, не потерпит София Фоминишна такого унижения! Сумеет она, как и прежде, разрушить всякие козни, и опять супруг любимый шепнет ей в минуты ласки:
- Ох и голова же у тебя, Фоминишна! Точно ты людей насквозь видишь!
Марфа передавала всякие сплетни и слухи с известной окраской, но София рассеянно внимала ей. Она угадывала, чего мог добиваться Ряполовский и почему обратился он к помощи Ивана Молодого и его жены, но ее интересовали частности.
- И хочет она просить нашего князя-батюшку, чтобы Наталью вернуть... - заключила Марфа.
- Наталью? - почти вскричала София. - Дьякову жену Наталью? Полуэктову?
- Ее, ее, матушка-княгиня!
- Отравительницу Марии Тверской! Наталью, которую сам князь велел прочь прогнать и на глаза не показываться!.. Зачем это?
- Понадобилось, видно! - значительным тоном заметила Марфа.
Глаза Софии сверкнули, и лицо ее побледнело.
"А, так вот что они замыслили! - пронеслось в ее голове. - Они и меня хотят извести, как Марию... Помешала я им! Посмотрим, чья возьмет!"
- Говори все что знаешь, Марфа, без утайки! - повелительно молвила великая княгиня.
- Иван Юрьевич за Наталью просит, челом, слышь, бил и кланялся, чтобы князь нелюбье свое взял и дьяка опять пожаловал. У него с Полуэктовым давно дела идут. Памятливые они, добро-то за ними не пропадет. Вот боярин и просил Елену.
- И муж ее согласился? Ведь Наталья мать его отравила?
- Бог весть, матушка-княгиня! Може правда, може ложь. Никто ведь глазами не видал, руками не держал.
- Как ложь! Сказывали мне, слыхала я... И ты не раз...
- Ой, государыня-матушка, я не доносчица! Коли сказывала я, так только слухи переносила. И где же мне знать да ведать... Баба я глупая, несмышленая, иногда сболтну, а иногда и совру, греховодница... - с истинным страхом говорила Марфа, боясь, что погубила себя болтовней, что сильный боярин может отомстить ей.
Испуг лукавой сплетницы встревожил Софию.
"Неужели, - думалось ей, - мое значение уже так поколебалось, что даже Марфа боится служить только мне! Она отказывается от своих слов, опасаясь сделать неугодное моим врагам... Да, занятая другим, я не обращала внимания на их козни... Но погоди же! Торжество принадлежит мудрому, и недаром ношу я имя Софии".
София заставила Марфу рассказать ей про смерть Марьюшки и внимательно слушала ее речь. Она помнила сущность этой мрачной драмы, происходившей много лет тому назад в хоромах великокняжеских, но теперь ее интересовало другое.
Княгиня хотела определить себе личность Натальи и понять, что это за женщина, которую враги ее пожелали снова ввести во дворец, несмотря на то что над нею тяготело подозрение в ужасном преступлении.
Иван не по любви женился на Марии Тверской, и бедная княгиня, точно забытая наложница, жила в своем тереме, окруженная приставленными боярынями. Она развлекалась песнями сенных девушек да проливала горючие слезы, вспоминая отчий дом.
Через год после брака Мария родила сына Ивана, прозванного Молодым в отличие от отца, но даже это радостное событие не сблизило супругов.
Не до женской красоты, не до любовных утех было тогда Ивану. С девятилетнего возраста сделавшись соправителем отца своего, Василия Темного, он то отбивался от татар и черемисов, то завоевывал или попросту отнимал более слабые уделы, то грозным призраком являлся перед вольными городами и медленно, но верно подготавливал падение веча.
Как бы сурово, даже жестоко ни поступал Иван III, он всегда старался придавать своим деяниям печать законности и много позднее, нанося окончательный удар новгородской вольнице, выказывал наружное уважение к ее обычаям и нравам.
- Сама ведаешь, государыня-матушка, нелюбимое дитятко в семье сохнет и вянет, а у любимого-то кудри шапкой вьются, так оно и тут было, говорила Марфа. - Тосковала, горевала княгиня Марьюшка, да и посоветовали ей добрые люди, как князя - муженька своего за сердце взять. Первая искусница у нас Наталья, дьякова жена, считалась, и начала она ворожить да нашептывать. Только незадача ей все выходила. Пришлет иногда князь о здоровье спрашивать, и разгорится вся Марьюшка. Ждет не дождется, что зайдет к ней великий князь, а он и думушки не думает. Сказывают, что в ту пору приглянулась князю боярская дочь Уля, Сицкого князя, ведаешь? Она-то посхимнилася потом... когда Марьюшка померла.
- Так с чего же сталась смерть Марии?
- И Бог ведает, государыня-матушка. И пила она, и ела вдоволь, и спала тепло да мягко, вот только сердце болело... Оттого, говорят, и приключилось...
- Марфа! Ты-то мой нрав ведаешь?
Наперсница очутилась в затруднительном положении. Боялась она разгневать Софию, но и против Елены было опасно действовать... Ближний страх оказался страшней.
- Как не ведать, государыня-матушка!.. Сказывают, что к Марьюшке никто ходу не имел, окромя своих боярынь, что Наталья-то и разу с ней с глазу на глаз не сиживала, речей не говаривала, а только и было всего, что корешок дала, не то на груди носить велела, не то прикусывать...
- Так и не свиделись потом?
- Где свидеться, государыня-матушка! Великий князь вернулся, а Марьюшка-то на столе лежит... Покров-то бо-га-тый был... Ярче золота горел. Князь-то взглянул, перекрестился, молиться стал, все честь честью, а потом и заметил, что покров-то больно длинный сделали. "На рост, говорит, - прибавили!" А на другой-то день, Господи, не то покров умалился, не то покойница выросла... И набрались же тогда ужаса! Придем поглядеть, а Марьюшка-то гора горой лежит, посинела вся, даже черная стала.
- С отравы бывает чернота, известное дело!
- Вот и пошел толк, государыня, отрава да отрава, только и речей было. Приказал великий князь, чтобы корешок ему подали, а его и нет нигде... Кто взял, так и не дознались. А боярыни да девушки крест целовали, что и знать не знают про корешок приворотный. Известно, стыдобушка женская.