Эта аргументация совершенно уничтожала теорию Прудона. Вызванный на бой, знаменитый социалист метался во все стороны, но прямого ответа на поставленный ему вопрос он не мог дать. И точно, с точки зрения частного обмена услуг, на которую становился Прудон, доводы Бастиа были неотразимы. Это и было признано Луи Бланом, который, допуская невозможность уничтожить процент с капитала при системе частного производства, в свою очередь пытался опровергнуть Бастиа с точки зрения кредита государственного .
В силу чего, говорит Луи Блан, должник платит процент кредитору? Единственно в силу того, что он нуждается в средствах работы, или в орудиях производства, которые находятся в руках другого. Но справедлив ли такой порядок вещей, в котором средства работы, долженствующие быть во владении всех, усвоены некоторыми? Всякий, рождаясь, приносит с собою право на жизнь; но право на жизнь осуществляется только возможностью работать; возможность же работать зависит от обладания орудиями производства. Следовательно, если множество людей, рождаясь на свет, находят орудия производства в руках некоторых, то они через это самое становятся рабами последних. Утверждают, что счастливые обладатели капитала, давая его взаймы, оказывают услугу тем, которые в нем нуждаются. Но каким образом приобрели они возможность оказывать эту услугу и почему другие в ней нуждаются? Говорят, что капитал есть произведение труда и что уплата процентов составляет вознаграждение за предшествующий труд. Но в таком случае надобно рассмотреть, действительно ли капиталист приобрел капитал своим собственным трудом. Если он выиграл его на бирже или обогатился обманом, то это будет вознаграждение игры и обмана, а не труда. Экономисты, доказывающие законность процента, всегда имеют в виду капитал как вещь, а не капиталиста как лицо, между тем как все дело именно в последнем. Никто не отрицает пользы капитала, но отрицают справедливость присвоения его немногим. При такой системе обманщик и игрок получают такое же вознаграждение, как и честный работник. Последний действительно должен получить вознаграждение, но в качестве работника, а не капиталиста. Следовательно, необходимо прийти к такой системе, где вознаграждался бы один труд, но вознаграждался бы вполне. Это возможно только при таком общественном устройстве, где орудия производства составляют достояние всех, и всякий, рождаясь членом общества, тем самым приобретает на них известное право. Здесь только возможно и осуществление дарового кредита, который иначе остается чистою химерою[228]. Нетрудно видеть всю слабость этих доводов. Луи Блан утверждает, что каждый, рождаясь, приносит с собою право на жизнь; но из этого отнюдь не следует, что каждый просто в силу рождения имеет право требовать от других, чтобы они доставляли ему средства работы. Акт рождения никому не дает права на произведенные чужим трудом орудия производства. Тот, кто, являясь на свет, находит эти орудия в руках других людей, может обратиться к последним не с требованием, а с просьбою, и если он получит от них то, что ему нужно, он обязан вознаградить их за оказанную ему услугу. При этом нет никакой нужды исследовать, каким образом кредитор приобрел находящийся в руках его капитал: достаточно того, что он законный его владелец и что он оказывает должнику услугу, за которую последний обязан его вознаградить. Для должника совершенно даже безразлично происхождение получаемого взаймы капитала. От кого бы он его ни получил, он одинаково обязан вознаградить владельца. Если процент с капитала, приобретенного собственным трудом, имеет законное основание, как допускает Луи Блан, то этим самым признается в принципе законность всякого процента. Вопреки уверению Луи Блана, тут дело идет не о нравственных качествах лиц, а об экономических отношениях. Но и эти отношения управляются справедливостью, которая требует, чтобы оказанные услуги вознаграждались. Она не может признать правильным, чтобы капитал, произведенный трудом одних, отдавался другим даром, в силу какого-то присущего им от рождения права. По этому самому она не может признать правильным и то, чтобы орудия производства, созданные трудом отдельных лиц, становились достоянием всех. В нормальном порядке капитал как произведение труда должен принадлежать тому, кто его произвел или к кому он перешел по добровольному соглашению с производителем. Если владелец ссужает им нового работника, нуждающегося в орудиях производства, то он имеет право требовать вознаграждения. Система Луи Блана в сущности уничтожает всякий кредит, ибо там, где орудия производства принадлежат целому обществу и все производство становится общественным, там работник не нуждается ни в какой ссуде капитала: он обречен на то, чтобы вечно оставаться при одной заработной плате. Процент исчезает просто потому, что исчезают ссуды и займы. Общество, или государство, является тут единственным производителем; в руках его остается весь капитал; работникам же оно раздает не капитал, а работу. Но и в этом случае общество все-таки получает с своего капитала прибыль; иначе капитал употреблялся бы непроизводительно. Разница лишь та, что эта прибыль исчисляется не на основании экономических законов, а чисто произвольно. Государство берет то, что ему нужно, а остальное раздает работникам в виде заработной платы. Если Луи Блан признает противоречием водворение дарового кредита при системе индивидуализма, то еще большим противоречием представляется установление дарового кредита при такой системе, которая исключает всякий кредит и которая сама ничто иное, как колоссальное противоречие.
Еще менее основательны те возражения, которые делает Род-бертус против теории Бастиа[229]. Родбертус признает совершенно согласным с справедливостью, что предприниматель платит капиталисту известный процент за ссужаемый ему капитал. Но вопрос, по его мнению, состоит вовсе не в этом, а в том, что капиталист вместе с предпринимателем неправильно присваивают себе львиную часть произведений рабочего. При дележе добычи предприниматель, без сомнения, может уделить часть своей прибыли капиталисту; но в силу чего приобрел он право на эту прибыль? Единственно в силу того, что работники, пущенные по миру голодными и нагими, принуждены довольствоваться насущным куском хлеба, предоставляя предпринимателям и капиталистам значительнейшую часть того, что произведено их руками. Когда Бастиа, говорит Родбертус, ставит вопрос между рабочим, произведшим орудие, и другим рабочим, получающим это орудие в ссуду, то он этим затемняет только истинное существо дела, изображая спор вовсе не между теми сторонами, которые ведут его в действительности, а между такими, которые живут в мире между собою.
На деле, ложная постановка вопроса является только у Родбертуса, который, по своему обыкновению, делая диверсию в сторону, старается путем софизмов избегнуть неотразимой аргументации Бастиа. Вопрос о закономерности роста касается ссуды вообще, а вовсе не тех лиц, кому и кем она производится. Предприниматель ли занимает у капиталиста, или рабочий у рабочего, это совершенно безразлично. Вопрос состоит единственно в том, правомерно ли при ссуде капитала требовать не только его возвращения полностью, но и платы за употребление его в течение известного срока? Родбертус признает, что предприниматель по справедливости обязан уплатить процент капиталисту; но ведь предпринимателями могут быть и рабочие, и они же могут быть и кредиторами предприятия, как доказывает пример рабочих товариществ, которые выпускают облигации, расходящиеся в рабочем классе. Что же тогда? Изменяется ли этим положение вопроса? Если же в этом случае рост как плата за употребление капитала правомерен, то он правомерен и вообще, и тогда никоим образом невозможно сказать, что капиталист, взимая процент, присваивает себе то, что ему не принадлежит. Все эти возражения ничто иное, как декламация. При распределении дохода капиталисту принадлежит процент, предпринимателю прибыль, а рабочим заработная плата. Если же рабочий является предпринимателем, то ему принадлежит и прибыль, а процент он все-таки должен уплатить капиталисту, у которого он занял деньги. Этого требует самая строгая справедливость. Другой вопрос: берет ли капиталист много или мало? Тут дело идет уже не о закономерности роста, а об его высоте. Но и тут вопрос решается в общем итоге не произволом, а экономическими законами. Ходячая высота процента определяется опять же отношением предложения к требованию. Чем больше спрос на капитал, тем выше процент, и наоборот, чем больше предложение, тем он ниже. Рост стоит высоко при редкости капиталов; он понижается при их изобилии. Спрос же на капитал определяется отношением его к другим деятелям производства.