К тому же у канцлера со временем стало проявляться сильное и все возраставшее стремление выпячивать свое превосходство, часто приводившее в спорах до упрямой, почти менторской неуступчивости и поучений инакомыслящих. Это создало ему много врагов и часто портило мне жизнь. Когда я при случае сказал об этой черте Бетмана одному из знакомых канцлера, знавшего его с детства, он заметил, смеясь, что эта черта его характера проявлялась еще в школе. И тогда уже фон Бетман беспрестанно менторствовал и поучал своих товарищей по классу, к которым принадлежал и мой собеседник. Поэтому ему даже дали прозвище «гувернантка». «Это качество, сказал мой собеседник, несчастье для Бетмана, ибо большинство людей не хочет больше иметь гувернанток. Но оно вошло ему в плоть и кровь, и от этой своей черты он уже не откажется». Характерным в этом смысле является отношение Бетмана к г-ну фон Кидерлену, которого Бетман, несмотря на мое настойчивое нежелание, непременно хотел иметь своим статс-секретарем. Фон Кидерлен был дельным работником, но с сильным характером и поэтому всегда стремился отстоять свою самостоятельность. После того как Кидерлен занимал свою должность уже около года, ко мне пришел однажды Бетман, стал жаловаться на своенравие и неподчинение Кидерлена и попросил, чтобы я его усовестил. Я отклонил эту просьбу, указав на то, что канцлер выбрал Кидерлена против моей воли и должен сам уметь справляться с ним. «Поддержание дисциплины в ведомстве иностранных дел, сказал я, обязанность самого канцлера, а у меня нет никакого желания вмешиваться в это дело».
Непригодность Бетмана как канцлера стала между тем очевидной. По существу своего характера он был пацифистом, и им владела мысль прийти любой ценой к соглашению с Англией. Я прекрасно понимаю, когда так поступает пацифистски настроенный человек в надежде избежать войны. Цели Бетмана вполне отвечали моей политике. Но те методы, какими Бетман пытался достичь их, я считал непригодными. Все же я поддерживал все его усилия в этом направлении, на самом деле не веря в их действительный успех. В течение его канцлерства все больше стало выясняться, что он был очень далек от реальных задач политики. А между тем он всегда вел себя так, словно знает все лучше других. И меня он постоянно поучал.
Из-за такого слишком высокого самомнения он был непоколебим в своих суждениях, уверенный в их правильности даже в тех случаях, когда на самом деле результаты были иными, чем он ожидал.
Его доклады всегда подкупали тем, что были прекрасно подготовлены, блестящи по форме и поэтому производили хорошее впечатление. А между тем именно в этом крылась известная опасность. Из его докладов следовало, что всегда существовал один способ разрешения того или иного вопроса, и он его предлагал. Кажущаяся положительность и обоснованность его докладов и проектов, всестороннее освещение затрагиваемых вопросов, ссылки на авторитеты, на иностранных и немецких политиков, дипломатов и т. п. все это вызывало впечатление, будто бетмановское решение вопроса является единственным достойным внимания. Но, несмотря на такую основательную проработку всех вопросов, он делал одну ошибку за другой. И именно поэтому он был наряду с другими виновником постигшего нас несчастья.
После моего прибытия в 1914 году из поездки на север Бетман, не отказываясь от портфеля, все же признался, что все его политические расчеты потерпели неудачу. При всем том я и после его речи в рейхстаге и объявления войны Англией 4 августа 1914 года оставил Бетмана на его посту, ибо считал чрезвычайно опасной смену высших государственных лиц в самый критический момент германской истории. Это могло помешать тому сплоченному народному единению, в котором мы нуждались в связи с вызовом Антанты. К тому же, как сам канцлер, так и министр внутренних дел утверждали, что за Бетманом стоят рабочие. А я не хотел отнимать у рабочих, ведших себя в 1914 году безупречно, государственного деятеля, к которому они, как мне было сказано, питали доверие.
Постоянные утверждения министра внутренних дел и представителя иностранного ведомства о том, что лишь Бетман пользуется поддержкой рабочих, подкрепились еще и донесением, что канцлер снискал себе и доверие заграницы, также необходимое для заключения мира. Поэтому Бетман оставался в своей должности, пока кронпринц, наконец, не установил у партийных вождей, что все эти утверждения об общем доверии к Бетману ошибочны. Это стало для меня особенно ясно тогда, когда по уходе Бетмана, в котором сыграли роль еще и другие причины, я именно в демократической и социал-демократической прессе прочитал самые неодобрительные отзывы о нем.