<1923>
Художественная автобиография
Я помню себя очень маленьким. 4<-х> лет я сам научился читать. Лет 6-ти я написал первое стихотворение:
Мы с папой бедные твореньяМы не отведали вареньяМы любим пить, мы любим естьНо нам нельзя ведь даже сесть.
Под невозможностью сесть я разумел строгость мамаши и Мари<и> Алексеевны. Второе стихотворение было написано после первого моего посещения оперы. Шёл «Фауст»:
стих
Потом ничего не помню до гимназии, куда я поступил лет 14, в четвёртый класс. На балу была летучая почта, и я девицам, сопровождавшим Виридарского, писал, т. е. начал неожиданно писать стихи.
До поступления же в гимназию я написал ряд поэм и стихов анийски-семейного цикла. Потом идёт период ученичества, разнообразившийся дамским элементом, до встречи с Гордеевым, когда я резко приобретаю физиономию свою в «4 Г». Затем опять ученичество и в 1928 году ренессанс.
Дальнейшее неизвестно.
6/X/1928
Студенческие годы
1912–1917
«Раненный тяжко, во мраке лежу я, тебя ожидая…»
Раненный тяжко, во мраке лежу я, тебя ожидая.Смерть подошла, и врачи бессильны меня исцелить.Взглядом смерть отогнав и слова на устах заморозив,Нежной лаской своей снова мучай меня, Петербург.Прыгай, мощный старик, хлопай звонко в ладоши,Пей, люби, торопись встретить смерть молодым.
СПб. 1912/13
«Когда с неба падают три капли крови и голодная ночь жадно…»
Когда с неба падают три капли крови и голодная ночь жаднотянется к ним.Когда воздух становится плоским и тихо молятся в своихберлогах угрюмые звери.Когда молчит земля и закрыто всезнающее око её.Тогда выходит плакать чужими слезами мудрый Туберкулёз.Одиннадцать ног у него и первая – Лабон, а вторая – Рам.
<1912–1913?>
«Я господин своей судьбы…»
Я господин своей судьбы,Она в моих руках.Мои слова – мои рабыИ раб мой каждый шаг.
Кратка как миг, легка как тень,Непрочна жизни нить.Рождает тьма весёлый день,Чтоб вновь его сменить.
Пускай спешат за годом год,Я жизни очень рад.Когда хочу, бегу вперёд,А то – бегу назад.
Рождество 1913 Финл.
«Развожу я чистый спирт…»
Развожу я чистый спиртТёплым чаем.Шёпот гордых, нежных миртНескончаем.Голос моря так тосклив,Пахнет йодом.Нет прохода в мой заливПароходам.Плачут волны в полуснеТихим хором.Не видать уж больше мнеНовых форм.
Шувейр 1914
«Открыта дверь. Навьючены верблюды…»
Открыта дверь. Навьючены верблюды.Вот колокол уныло скажет «в путь!»И караван потянется отсюдаНа новые места куда-нибудь.И я пойду за ним. Куда? Не знаю.Я всюду двигаться готов.Ночь беспросветная, беззвучная, немая —Её наполнил гул колоколов.Мне посох странника укажет все дорогиСемью и дом заменит караван.Под звон колоколов мои босые ногиПокроет прах далёких стран.
<1914>
«Открыта дверь. Навьючены верблюды…»
Затихла ругань на реке.На улице туман.И дико стонет вдалекеИзбитый хулиган.
Не слышно говора в саду.Лишь ветви шелестят.Где лучше город я найду,О ты, мой Петроград?
1914, XI, понед.
«Весь в коросте, покрытый гнойным струпом…»
Весь в коросте, покрытый гнойным струпом,Лежал в живительной тениСедой мертвец с прокисшим пупом —Молла из города Ани.
<1914>
«Я стих, облечённый в чужую форму…»