Я стих, облечённый в чужую форму,В чужой фуфайке, в чужих штанах.Я пёс беззубый, лишённый корму,Я скверный запах, хотя монах.
Я звук без смысла. Я недуг века,Крадущий всё, что плохо лежит.Я жаба телом, душой калека,Я прокажённый, я Вечный Жид.
Но люди видят меня,Находят смысл в моих речах.Ну, что ж, смотрите,Ищите злато в куске слюды.
Понед. ночью <1914?>
«Солнце сделало торс мой прекрасным и красным…»
Солнце сделало торс мой прекрасным и красным.Я в душе посмеялся над всем опасным.Я стоял на сугробе, здоровый да ловкий.Я горячей рукой отжимал винтовку.
Если солнце зайдёт, я в лесу заночую.Если зверь придёт, я его почую.Я на землю лёг, я укрылся снегом.Я и сам, как зверь, утомлённый бегом.
<1914?>
«В горах, где закрыты живым пути…»
В горах, где закрыты живым пути,Где не может бегущий зверь пройтиИ скалы целуют небес лицо,Орлы стерегут кольцо.
Тяжела дорога к подошве гор.Стариков-утёсов безжизнен взорИ жестоки когти пяти орлов,Но я ко всему готов.
По уступам скалы я вверх ползу.Мои люди остались внизу.И молят, и просят, и гневно велят,Призывая вернуться назад.
Но я их не слышу, я вверх ползу,За траву цепляюсь, скалу грызу,И кровью покрыто моё лицо.Я решился украсть кольцо.
Я орлов не боюсь. Я птица сам.Я с громкой песнью ползу к небесам.В ней нет начала и нет конца.Не вернусь назад без кольца.
Нар 1915 лето
«Я родился на горе…»
Я родился на горе,У точила.Дело было в ноябре,С неба лило.
Я рожался восемь днейИ минуту.Принимал меня КорнейНеобутый.
Подтирал мне жопу левИ гусары.И назвали, подтерев,Пепу – трарой.
<1914–1916>
«Стихописаньем когда я занят…»
Стихописаньем когда я занят,Ни мысли тонкость, ни рифм играМеня не тянет. Зовёт и манитЛишь то, что выйдет из-под пера.
Рождая фразы, искусно вяжет,Цепляя буквы, гирлянды слов,Перо всесильно: оно покажетВсё то, что жадно я впить готов.
Улыбок блики… На море горя…Грозят, ласкают, живут в словах.Перо всесильно. С ним в договоре,Ему покорна бумага-маг.
А я бессилен. Не оживляюГлагола мыслью, сверканьем слог.Владыка правый, ужели тля я,А не премудрый, всезрящий Бог?
<1916?>
«Долой законы, царя, корону!..»
Долой законы, царя, корону!На день свободным желаю стать.Взойду на троне в чужой короне.Мой Бог в темнице, со мною блядь.
Я царь на сутки. И мне не жуткиПроклятья пленных и бога взгляд.Вино чарует, оно даруетВ жару прохладу, в пустыне сад.
Но завтра пытка. Давай напитка.Я выпил всё то, что выпить мог.Я стоны слышу: «Молчите! Тише!»Царю я старший и Богу Бог.
1917 г. янв. 8
«Буду пить сегодня ночью…»
Буду пить сегодня ночьюБуду рвать невинность в клочьяМм…. немытой б<ляди>Благородной шутки радиБуду е<бать>Я губами как клещамиЛоб с затёртыми прыщамиПососу больные грудиВ ж<опу> ей запрячу м<уди>Куська кусьНадоели Ваши игрыУ меня не кровь, а тигрыВы же снегС ней сыграю в 6 и 9Грех усердно буду сеять
9 марта <1917?>
Грузия и военная служба
1918–1921
«У N-ского цейхгауза собрались…»
У N-ского цейхгауза собралисьДрагуны, похожие на зверей.Сорванные отличия валялисьВ пыли у его дверей.
Протянулись немытые руки,Сквернословят нечистые устаИ одинаковые звукиИсходят из ж<опы> и изо рта.
Тот просит себе рубаху,Этот требует синие штаны.Сволочь, бляди, ударить бы с махуПо морде и пониже спины.
А когда-то ведь и здесь были людиС человеческ<им> выражением лицаИ в широкие драгунские грудиКолотились благородные сердца.
А теперь это не люди, а собаки.На драгуна хоть кто-нибудь похож?Куда не взглянешь, паки и паки,Собрание гнусных рож.
Ночь настала. Мне кажется, что тениСлавных нижегородцев, былых бойцов,Приходят плакать на ступени,Загаженные ногами подлецов.
Весна 1918 г. Тифл.
«Под столом валялись карты…»
Под столом валялись карты,Недопитые бокалы.На коленах толстой МартыКошка рыжая урчала.