Я поспешил добраться до необыкновенной реки и принялся исследовать её со всех сторон.
Вода оказалась непрозрачна и тепла. Я попытался измерить палкой глубину, но это не удалось. Узенькая речка, которую я свободно всюду перепрыгивал, имела в глубину более моего роста. Наконец я попробовал её вкус и тут же не мог оторваться, я припал к её поверхности и пил без конца, чем больше я вливал <её> в себя, тем неудержимее становилась жажда. Вода, впрочем, это была не вода: странная жидкость не была ни сладка, ни кисла, она не имела никакого вкуса, известного мне до тех пор. Но её вкус превосходил всякое представление о приятном. Я уже начал глотать её быстрее и быстрее, как вдруг почувствовал, что кто-то крепко держит меня за пояс, и в тот же миг на мою голову посыпались палочные удары. Обозлённый, я вскочил, собираясь дать отпор поверженному врагу.
Передо мной, или, вернее, сбоку стояло новое чудо. Громадная жёлтая птица с большими крыльями стояла на паре когтистых чёрных лап. Третьей лапой держала меня за пояс, четвёртой опиралась на мою же палку. «Проклятье, – сказал я, – что это такое?» Птица посмотрела на меня своим большим чёрным глазом и сказала на непонятном языке – но сказала: «мммми кукуко» или что-то в этом роде.
Я почувствовал такой прилив страха, что не мог двинуться, я взглянул на свои руки и увидел, что они ярко-красного цвета. Я взмахнул ими. И вдруг совершенно непроизвольно запрыгал, захохотал и стал махать руками. Птица сердито сказала мне «Крр букибез» или что-то в этом роде, ткнула в спину мне палкой и, не выпуская кушака, погнала вверх по ущелью, я же махал руками, прыгал, бежал туда, куда меня толкала птица, и думал: «Когда же это кончится и в чём, собственно, дело?»
В одно из моих странствий, летом, я попал в страну Тюйф. В страну людей с птичьими головами. Пограничной областью, по которой я шёл, управлял мудрый и справедливый Пиуфт. Тот самый, что велел навалить кучи больших камней по сторонам больших дорог, а в пустынных местностях приказал вырыть колодцы. Колодцы были вырыты в таких местах, где ни до, ни после этого никто не ходил, и сейчас же высохли. Камни же, по недоразумению, свалились на перекрёстках. Несмотря на это Пиуфт был хороший и добрый правитель.
Я остановился в главном городе области, недалеко от границы. Мне хотелось провести здесь несколько дней, а затем направиться дальше. Поселился я в небольшом домике одного из бедных кварталов. Хозяева были люди рабочие, как я узнал из разговора. Жена занималась сушкой насекомых, годных в пищу, а супруг приклеивал облезшим старикам новые перья. Он сказал мне, что ремесло это хорошо оплачивается.
У хозяев была дочь. Особа тяжёлого нрава, вероятно, потому что постоянно каркала и скрипела клювом. Меня накормили и отвели на сеновал. Когда я проснулся, было темно. Всё моё тело было опутано тонкими, но крепкими нитками, отчего болела кожа и я не мог шевельнуться.
Передо мной с зажжённой лучинкой стояла хозяйка. В этой стране у старых людей отпадают второй и четвёртый пальцы на ногах. Прочие же пальцы покрываются чёрными когтями. И нога человека похожа на птичью лапу. Хозяйка была без обуви и стояла на правой ноге, приподняв левую.
Она щёлкнула клювом и сказала: «Не волнуйтесь. Сейчас мы перетащим Вас в огород. У безпёрых жирное тело, и я намерена развести в Вашем теле жёлтых жуков, тех, на которых жёлтые пятна».
Она собиралась сказать мне ещё что-то, но тут я услышал позвякивание медных бляшек, которые носят на шесте перед правителем области и его сыновьями. Очевидно, кто-нибудь из них возвращался с затянувшейся пирушки.
– А…, – крикнул я.
– Молчи, – зашипела старуха и больно клюнула меня в темя.
– А-а-а, помогите! – ещё громче заорал я на птичьем языке.
Проезжавший остановился и спросил:
– Что тут происходит?
Тогда хозяйка сжала клюв и бросилась распутывать меня, а проезжавший перескочил через ограду. Это был старший сын Пиуфта. Следом за ним появились восемь слуг.
Молодой человек, узнавши в чём дело, рассердился, похлопал глазами и сказал:
– Старуха, наш уважаемый и добродетельный отец – не только мудрый правитель и справедливый судья. Не велел ли он заботиться о приезжих людях с неоперёнными головами? И не запретил ли причинять им вред?»