Его истоки можно обнаружить в законном доверии к понятию бессознательного эго, с которым Фрейд переориентировал свою доктрину. Переход от этого к гипотезе о том, что механизмы защиты, объединенные под его функцией, сами должны быть способны выявить сопоставимый закон появления, который даже соответствует последовательности стадий, с помощью которых Фрейд пытался связать возникновение влечений с физиологией, - это был шаг, который Анна Фрейд в своей книге "Механизмы защиты" предложила сделать, чтобы подвергнуть его проверке опытом.
Это могла бы быть возможность плодотворной критики отношений между развитием и явно более сложными структурами, которые Фрейд ввел в психологию. Но прицел был опущен - гораздо заманчивее было попытаться вставить в наблюдаемые этапы сенсомоторного развития и формирования навыков разумного поведения механизмы защиты, якобы независимые от их развития.
Можно сказать, что надежды, которые Анна Фрейд возлагала на подобные исследования, не оправдались: из этого направления не вышло ничего, что пролило бы свет на проблемы техники, хотя детали детского анализа дали несколько очень интересных предложений.
Понятие паттерна, которое функционирует здесь как алиби отброшенной типологии, доминирует в технике, которая, стремясь обнаружить несовременный паттерн, слишком легко концентрируется, кажется, на его отклонении от паттерна, который находит в своем конформизме гарантии своего соответствия. Нельзя без чувства стыда вспоминать о критериях успеха, к которым сводится эта халтурная работа:достижение более высокого дохода и запасной выход, обеспечиваемый романом с секретаршей, регулирующий высвобождение сил, жестко связанных с браком, карьерой и политическим сообществом, не кажутся мне достойными призыва (сформулированного впланированиианалитика, и даже в его интерпретации) к Раздору инстинктов жизни и смерти - разве что украсить его слова претенциозным термином "экономический" и продолжить его, совершенно не понимая мысли Фрейда, как игру двух сил, гомологичных в своем противостоянии.
4. Менее размытой в своем аналитическом рельефе, как мне кажется, является другая сторона медали, где мы находим изображенным то, что ускользает от переноса, а именно ось, взятую из объектного отношения.
Эта теория, хотя и утратила в последние годы свою привлекательность во Франции, имеет, как и генетика, благородное происхождение. Именно Карл Абрахам поставил точку в этой теории, и понятие части-объекта - это его оригинальный вклад в нее. Здесь не место для демонстрации ценности этого вклада. Я скорее хочу указать на его связь с пристрастностью аспекта, который Абрахам отделяет от переноса, а затем непрозрачным способом превращает его в способность любить: как будто это конституциональная данность пациента, по которой можно судить о степени его податливости лечению, и, в частности, единственная, при которой лечение психоза будет безуспешным.
Здесь действуют два уравнения. Так называемый сексуальный перенос (Sexualübertragung) лежит в основе любви, которую мы называем объектной любовью (Objektliebe). Способность к переносу - это мера доступа пациента к реальному. Нельзя не подчеркнуть, что это лишь ставит вопрос ребром.
В отличие от предпосылок генетицизма, который должен основываться на порядке формальных эмерджентностей в субъекте, подход Абрахама можно объяснить как финальность, которая позволяет себе быть инстинктивной, в том смысле, что она основана на образе созревания невыразимого объекта, Объекта с большой буквы О, который управляет фазой объективности (существенно отличаясь от объективности в силу ее аффективной субстанции).
Эта эктоплазматическая концепция объекта вскоре показала свою опасность, когда она превратилась в грубую дихотомию, выраженную в противопоставлении прегенитального характера и генитального характера.
Эта чрезмерно упрощенная тематизация суммарно развивается путем приписывания прегенитальному характеру накопленных черт проективного нереализма, большей или меньшей степени аутизма, ограничения удовлетворения защитами, обусловленности объекта двойной защитной изоляцией деструктивных эффектов, которые его сопровождают, иными словами, амальгамы всех дефектов объектного отношения с целью показать мотивы крайней зависимости, которые из них вытекают для субъекта. Картина, которая была бы полезной, несмотря на свою неизбывную путаницу, если бы не казалась сделанной для того, чтобы служить негативом по отношению к пуэрильности "перехода от прегенитальной формы к генитальной", в которой влечения "больше не принимают тот характер потребности в непринужденном, неограниченном, безусловном обладании, включающем в себя деструктивный аспект. Они по-настоящему нежные, любящие, и даже если субъект не проявляет себя забвением, то есть бескорыстием, и даже если эти объекты" (здесь автор вспоминает мои замечания) "являются такими же глубоко нарциссическими объектами, как и в предыдущем случае, он способен к пониманию и адаптации к другому. Действительно, интимная структура этих объектных отношений показывает, что участие объекта в его собственном удовольствии является необходимым для счастья субъекта. Свойства, желания, потребности объекта [какая путаница!] принимаются во внимание в высшей степени".