Нет ничего более страшного, чем сказать что-то, что может оказаться правдой. Ведь если бы это было так, то это стало бы полностью правдой, а Бог знает, что происходит, когда в чем-то, в силу самого факта того, что это правда, уже нельзя сомневаться.
Разве это метод, используемый в анализе, - продвижение к истине? Я уже слышу, как ученики ропщут, что я интеллектуализирую анализ: хотя я как раз и занимаюсь тем, что сохраняю его невысказанный аспект.
То, что оно находится за пределами дискурса, вмещаемого нашим слухом, я знаю лучше, чем кто-либо другой, если только я беру на себя труд слышать, а не аускультировать. Да, конечно, не так, как аускультация сопротивления, напряжения, бледности, адреналинового (sic) выброса, в котором должно быть заново сформировано более сильное (resic) эго: то, что я слушаю, приходит из слуха.
Слух не заставляет меня понимать. То, что я слышу, все же является дискурсом, пусть даже таким мало дискурсивным, как междометие. Ведь междометие относится к порядку языка, а не к экспрессивному крику. Оно- часть дискурса, не имеющая себе равных по синтаксическим эффектам в конкретном языке.
На то, что я слышу, мне больше нечего сказать, если я ничего не понимаю, а если я что-то понимаю, то наверняка ошибаюсь. Однако это не то, что помешало бы мне ответить. Это то, что происходит вне анализа в таком случае. Я молчу. Все согласны, что я разочаровываю говорящего, в первую очередь его, но и меня тоже. Почему?
Если я и расстраиваю его, то только потому, что он просит меня о чем-то. Ответить ему, на самом деле. Но он прекрасно знает, что это будут всего лишь слова. А их он может получить от кого угодно. И даже нет уверенности, что он будет мне благодарен, если это будут хорошие слова, не говоря уже о том, если это будут плохие слова. Он просит не об этих словах. Он просто просит меня... ...из самого факта, что он говорит: его требование интранзитивно, оно не несет в себе никакого объекта.
Конечно, его требование развертывается в поле неявного требования, того, ради чего он здесь: требования вылечить его, открыть его самому себе, ввести его в психоанализ, помочь ему получить квалификацию аналитика. Но, как он знает, это требование может подождать. Его нынешнее требование не имеет к этому никакого отношения, оно даже не является его собственным, поскольку, в конце концов, это я предложил поговорить с ним. (Здесь только подлежащее является переходным).
Короче говоря, мне удалось сделать то, что в сфере обычной коммерции хотелось бы делать с такой легкостью: с помощью предложения я создал спрос.
8. Но это, можно сказать, радикальное требование.
Миссис Макалпайн, несомненно, права, когда ищет движущую силу переноса только в аналитическом правиле. Но она ошибается, приписывая отсутствию любого объекта открытую дверь для инфантильной регрессии [24]. Это, казалось бы, должно стать препятствием, поскольку, как известно всем, и детским аналитикам более чем кому-либо, для поддержания отношений с детьми требуется множество маленьких объектов.
Через посредничество требования открывается все прошлое вплоть до раннего младенчества. Субъект никогда не делал ничего, кроме требования, он не мог выжить иначе, и мы просто следуем дальше.
Именно таким образом может происходить и проявляться аналитическая регрессия. Говорят, будто субъект решил стать ребенком. Это, несомненно, случается, и такое притворство - не очень хорошая примета. В любом случае оно отличается от того, что обычно наблюдается при регрессии. Ведь регрессия показывает не что иное, как возвращение к настоящему означающих, используемых в требованиях, для которых существует предписание.
9. Если еще раз вернуться к началу, то эта ситуация объясняет первичный перенос и любовь, которая иногда декларируется в нем.
Ведь если любовь - это дарение того, чего у человека нет, то, конечно, верно, что субъект может ждать, пока ему дадут это, поскольку психоаналитику больше нечего ему дать. Но он даже не дает ему этого ничего, и это как раз хорошо: именно поэтому ему платят за это ничто, желательно хорошо платят, чтобы показать, что иначе оно не будет стоить многого.
Но хотя первичный перенос обычно остается не более чем тенью, это не мешает тени мечтать и воспроизводить свое требование, когда требовать уже нечего. Это требование будет тем чище, что оно пустое.
Тем не менее, можно возразить, что аналитик выдает свое присутствие, но я считаю, что это присутствие - прежде всего просто импликация его слушания, а это слушание - просто условие речи. Более того, почему техника требует, чтобы он был так незаметен, если на самом деле это не так? Только позже его присутствие будет ощутимо.