Но не столько это должно было бы научить его, сколько то, что сказала ему его любовница: что наличие этого фаллоса не уменьшает ее желания к нему. И здесь затронута тема его собственного желания.
Желание, которое является результатом исхода: его существо всегда находится в другом месте. Можно сказать, что он отложил его "налево". Говорим ли мы это для того, чтобы объяснить трудность желания? Нет, скорее для того, чтобы сказать, что желание обусловлено трудностью.
Поэтому нас не должна вводить в заблуждение уверенность, которую субъект получает от того факта, что у сновидца есть фаллос, что ей не придется отнимать его у него - за исключением мудрого указания на то, что такая уверенность слишком сильна, чтобы не быть хрупкой.
Ибо это означало бы не признать, что это заверение не имело бы такого веса, если бы не было вынуждено запечатлеть себя в знаке, и что именно проявление этого знака как такового, его появление там, где его не может быть, оказывает свое действие.
Условие желания, сковывающее невротика-навязчивого состояния, - это сам знак происхождения его объекта, который портит его - контрабанда.
Необычный способ благодати: она проявляется только на основе отрицания природы. Там скрыта благосклонность, и в нашем субъекте она всегда заставляет себя ждать. И именно отвергая ее, он однажды позволит ей войти.
4. Важность сохранения места желания в направлении лечения обусловливает необходимость ориентации этого места по отношению к эффектам потребности, которые только и представляются в настоящее время как принцип силы лечения.
Тот факт, что генитальный акт, по сути, должен был занять свое место в бессознательной артикуляции желания, является открытием анализа, и именно поэтому никогда не возникало мысли поддаться иллюзии пациента, что облегчение его требования об удовлетворении потребности принесет ему какую-либо пользу. (И уж тем более не стоит разрешать ему классическое: coitus normalis dosim repetatur).
Почему человек думает иначе, считая, что для прогресса лечения важнее оперировать другими требованиями под тем предлогом, что они регрессивны?
Начнем еще раз с того, что, поскольку речь производится в локусе Другого, она является сообщением прежде всего для субъекта. В силу этого даже его требование возникает в локусе Другого, подписывается и датируется как таковое. Это происходит не только потому, что оно подчиняется коду Другого, но и потому, что оно маркировано этим локусом (и даже временем) Другого.
Это хорошо видно в самой спонтанной речи субъекта. К жене или к хозяину, чтобы они приняли его исповедание веры, он обращается с "ты...' (тот или другой) он обращается к ним, не объявляя, кто он такой, а только ропща на самого себя заказ на убийство, который эквивокация французского языка доносит до слуха.
Хотя оно всегда проявляется через требование, как можно видеть здесь, желание, тем не менее, выходит за его пределы. Оно также не дотягивает до другого требования, в котором субъект, реверберируя в локусе другого, не столько устраняет свою зависимость ответным соглашением, сколько фиксирует само бытие, которое он там предложил.
Это означает, что только благодаря речи, снимающей запрет, который субъект наложил на себя своими словами, он может получить отпущение грехов, которое вернет ему желание.
Но желание - это просто невозможность такой речи, которая, отвечая на первую, может лишь продублировать свой знак запрета, завершив расщепление (Spaltung), которому подвергается субъект в силу того, что он является субъектом только в той мере, в какой он говорит.
(Что символизируется косой полосой благородного бастардизма, которую я прикрепляю к S субъекта, чтобы указать, что это тот самый субъект, таким образом
.)
Регрессия, которая ставится во главу угла при анализе (темпоральная регрессия, несомненно, если уточнить, что речь идет о времени воспоминания), касается только сигнификаторов (оральных, анальных и т. д.) потребности и включает соответствующий драйв только через них.
Уменьшение этого спроса на его место может подействовать на желание как видимость уменьшения за счет облегчения потребности.
Но на самом деле это лишь следствие тяжелого подхода аналитика. Ведь если знаки потребности поддерживали фрустрации, в которых фиксируется желание (фрейдовская Fixierung), то только вместо них желание становится источником подчинения.
Независимо от того, намерен ли он фрустрировать или удовлетворить, любой ответ на требование в анализе возвращает перенос обратно к внушению.
Между переносом и внушением, как обнаружил Фрейд, существует связь. Дело в том, что перенос - это тоже внушение, но такое, которое может действовать только на основе требования любви, которое не является требованием, вытекающим из какой-либо потребности. То, что эта потребность конституируется только в той мере, в какой субъект является объектом означающего, позволяет злоупотреблять ею, сводя ее к потребностям, из которых были заимствованы эти означающие, - что, как мы знаем, не перестают делать психоаналитики.