Но идентификацию со всемогущим сигнификатором требования, о котором я уже говорил, не следует путать с идентификацией с объектом требования любви. Это требование любви также является регрессией, как настаивает Фрейд, когда оно порождает второй способ идентификации, который он выделил в своей второй топографии, когда писал "Групповую психологию и анализ эго". Но это регрессия другого рода.
Есть выход, который позволяет выйти из внушения. Идентификация с объектом как регрессия, поскольку она отправляется от требования любви, открывает последовательность переноса (открывает, а не закрывает ее), то есть способ, с помощью которого идентификации, которые, блокируя эту регрессию, прерывают ее, могут быть денонсированы.
Но эта регрессия зависит от потребности не больше, чем садистское желание объясняется анальной потребностью, ведь поверить в то, что коса сама по себе является вредным предметом, - это просто одна из обычных приманок понимания. ("Понимание" в том уничижительном смысле, который придает этому слову Ясперс. 'Вы понимаете... ' - это вводная фраза, с помощью которой тот, кому нечего понимать, думает, что он может навязать другому, который ничего не понимает). Но требование быть дерьмом - это нечто такое, что заставляет предпочесть немного отодвинуться в сторону, когда субъект это осознает. Это "страдание бытия" (malheur de l'être), о котором говорилось выше.
Тот, кто не может довести свой тренировочный анализ до поворотной точки, когда со страхом и трепетом доказывается, что все требования, сформулированные в анализе, и более всего первоначальное требование стать аналитиком, которое сейчас должно быть выполнено, были просто переносами, предназначенными для поддержания неустойчивого или сомнительного в своей проблематичности желания, - такой человек не знает, что нужно получить от субъекта, чтобы он мог взять на себя руководство анализом или просто предложить его точную интерпретацию.
Эти соображения подтверждают мою уверенность в том, что анализ переноса естественен. Ведь перенос уже сам по себе является анализом внушения, поскольку он ставит субъекта по отношению к его требованию в положение, которое он занимает только благодаря своему желанию.
Только для того, чтобы сохранить эти рамки переноса, фрустрация должна преобладать над удовлетворением.
Когда сопротивление субъекта противостоит внушению, это лишь желание поддержать желание субъекта. Как таковое, оно должно быть отнесено к позитивному переносу, поскольку именно желание сохраняет направление анализа, помимо эффектов требования.
Как мы видим, эти предложения довольно сильно отличаются от общепринятых мнений на этот счет. Если хотя бы они заставят людей задуматься о том, что где-то что-то пошло не так, я добьюсь своей цели.
15. Здесь уместно сделать несколько замечаний о формировании симптомов.
С тех пор как Фрейд написал свое исследование таких субъективных явлений, как сновидения, промахи и вспышки остроумия, которые, как он категорически утверждает, структурно идентичны симптомам (но, конечно, что касается наших ученых, все это слишком мало соответствует экспериментальному знанию, которое они приобрели - и какими средствами! - Фрейд, как я уже говорил, снова и снова подчеркивал, что симптомы сверх детерминированы. Для работника, занятого в ежедневной молотьбе, которая сулит в будущем сведение анализа к его биологическим основам, это достаточно очевидно; это так легко сказать, что он даже не слышит этого. Ну и что?
Оставим в стороне мои замечания о том, что сверх детерминация, строго говоря, мыслима только в структуре языка. Что это означает с точки зрения невротических симптомов?
Это означает, что между аффектами, соответствующими в субъекте определенному требованию, и аффектами позиции по отношению к другому (здесь - его контрагенту), которую он поддерживает как субъект, возникнет интерференция.
"То, что он поддерживает как субъект", означает, что язык позволяет ему считать себя сменщиком сцен или даже режиссером всего воображаемого действа, в котором он в противном случае был бы не более чем живой марионеткой.
Фантазия - идеальная иллюстрация этой изначальной возможности. Поэтому любое искушение свести ее к воображению, поскольку нельзя признать ее несостоятельность, является постоянным заблуждением, от которого клемианская школа, которая, безусловно, очень далеко продвинулась в этой области, не свободна, в основном потому, что она была неспособна даже подозревать о существовании категории означающего.