Эти законы бессознательного определяют анализируемые симптомы не из-за какой-то тайны, связанной с неразрушимостью определенных инфантильных желаний. Воображаемое формирование субъекта желаниями, более или менее фиксированными или регрессированными в их отношении к объекту, слишком неадекватно и частично, чтобы дать к нему ключ.
Повторяющаяся настойчивость этих желаний в переносе и их постоянное вспоминание в знаке, которым завладели в результате репрессии, то есть в котором репрессированный элемент возвращается, находят свою необходимую и достаточную причину, если признать, что желание признания доминирует в этих детерминациях над желанием, которое должно быть признано, сохраняя его как таковое до тех пор, пока оно не будет признано.
Законы воспоминания и символического распознавания, в сущности, отличаются по своей сути и проявлению от законов воображаемого воспоминания, то есть от эха чувства или инстинктивного отпечатка (Prägung), даже если элементы, упорядочиваемые первыми в качестве сигнификаторов, взяты из материала, которому вторые придают значение.
Чтобы коснуться природы символической памяти, достаточно однажды изучить, как мы это делали на моем семинаре, простейшую символическую последовательность, которая представляет собой линейный ряд знаков, обозначающих альтернативу присутствия или отсутствия, каждый из которых выбирается случайным образом в зависимости от принятого чистого или нечистого способа. Если затем развить эту последовательность самым простым способом, то есть отметить в ней троичные последовательности в новом ряду, то можно увидеть появление синтаксических законов, которые налагают на каждый член этого ряда определенные исключения возможности до тех пор, пока не будут сняты компенсации, требуемые его предшественниками.
С открытием бессознательного - которое, как он настаивал, совершенно отличается от всего, что ранее обозначалось этим термином, - Фрейд сразу же добрался до сути этого определения символического закона. Ибо, установив в "Толковании сновидений" Эдипов комплекс в качестве центральной мотивации бессознательного, он признал это бессознательное в качестве агентства законов, на которых основаны брачный союз и родство. Вот почему я могу сказать вам сейчас, что мотивы бессознательного ограничиваются - и это было совершенно ясно Фрейду с самого начала, и он никогда не менял своего мнения - сексуальным желанием. Действительно, именно на сексуальных отношениях - упорядочивая их по закону преимущественных брачных союзов и запретных отношений - основывается первый комбинатор для обмена женщинами между номинальными родами, чтобы развить в обмене подарками и в обмене словами основополагающую торговлю и конкретный дискурс, на котором строятся человеческие общества.
Конкретное поле индивидуального сохранения, с другой стороны, через свои связи с разделением не труда, а желания и труда, уже проявляющееся от первого превращения в пищу ее человеческого обозначения до самых развитых форм производства потребительских товаров, показывает, что оно структурировано в этой диалектике хозяина и раба, в которой мы можем распознать символическое возникновение воображаемой борьбы до смерти, в которой мы ранее определили сущностную структуру эго: поэтому неудивительно, если это поле отражается исключительно в этой структуре. Другими словами, это объясняет, почему другое великое родовое желание, голод, не представлено, как всегда утверждал Фрейд, в том, что сохраняет бессознательное, чтобы добиться его признания.
Таким образом, замысел Фрейда, столь понятный каждому, кто не довольствуется простым перелистыванием его текста, становится все более ясным, когда он обнародовал топографию эго, которая предполагала восстановление во всей строгости разделения, даже в их бессознательной интерференции, между областью эго и областью бессознательного, впервые открытой им, путем демонстрации "поперечного" положения первого по отношению ко второму, признанию которого оно сопротивляется посредством воздействия своих собственных значений в речи.
Именно здесь, безусловно, следует искать контраст между значениями вины, обнаружение которой в действиях субъекта доминировало на первом этапе истории психоанализа, и значениями аффективной фрустрации, инстинктивной депривации и воображаемой зависимости субъекта, которые доминируют на его современном этапе.