— Да не бойтесь вы, Цецилия Марковна. Обойдется.
— Да, обойдется. Вот вы уже господин Президент, а мы кто?
— Кто был ничем, тот станет всем.
— Не спешим ли мы, Базиль Модестович?
— Да нет, как раз наоборот, Петрович. Через полчаса тут пресса будет. Подготовиться надо. Оно, конечно, мало ли что там Сам брякнет, но куда они, туда и мы. Все-таки общая граница, не говоря — идеалы.
— Не говоря — культура. С ее министра и начиная.
— Да как вы, Густав Адольфович, смеете!
— Так что ты тоже, Петрович, господин министр теперь. Про Густава и говорить не приходится. Ну и Цецилия.
— Я — госпожа министр?
— Отчего же нет, Цецилия?
— Да звучит как-то — того... Ни то, ни се. В юбке я все-таки.
— Это мы заметили.
— Привыкнешь, Цецилия... Было у тебя с ним?
— О чем это вы, Базиль Модестович?
— С грузином этим, с Чучмекишвили?
— Да что вы, Базиль Модестович! Да как вы могли подумать.
— Краснеешь, Цецилия. А еще мхатовка бывшая. А еще молочные ванны ежедневные... И чего ты в нем нашла? Ну, понимаю, политбюрошные ихние. Это, так сказать, наш интернациональный долг. Но этот...
— Так ведь грузин он, Базиль Модестович. Для здоровья она. У них ведь...
— Замолчите, Петрович!
— ...эта вещь — сунешь в ведро: вода кипит.
— Петрович!!!
— Ах, Цецилия, Цецилия. Бойка, однако. С другой стороны, конечно, кто мы? — дряхлеющий Запад. Ладно, не красней — флаг напоминаешь, не говоря — занавес. Значит, так: Густав Адольфович, задело! Мы что тут раньше-то производили?
— Раньше — чего?
— Перемены К Лучшему. До исторического материализма и индустриализации.
— А, до 45-го. Бекон, Базиль Модестович. Мы беконом всю Англию кормили.
— Ну, бекона теперь в Англии своего навалом.
— Угря копченого. Мы копченым угрем всю Европу снабжали. Даже Италию. У итальянского поэта одного стихи такие есть. «Угорь, сирена / Балтийского моря...» Консервная фабрика была. 16 сортов угря выпускала.
— Ага, и у французов блюдо такое было: угорь по-бургундски. С красным вином делается.
— Ну да, потому что рыба.
— Рыба вообще с белым идет.
— Да что вы понимаете! Его три дня сушить надо. Прибиваешь его к стенке гвоздем — под жабры — и сушишь.
— Вялишь, что ли?
— Да нет. Чтоб не извивался. Живучий он ужасно, угорь этот. Даже через три дня извивается. Разрежешь его, бывало, и в кастрюлю. А он все извивается. Виляет...
— Как на допросе.
— ...даже в кастрюле виляет. То есть извивается. И тогда его — красным вином.
— Я и говорю — рыба. Крови в нем нет. Как кровянку пустишь, тут они вилять и перестают.
— Потому, видать, и добычу прекратили. Бургундского на всех не напасешься.
— Да, и чтоб дурной пример не подавал. Живучий больно. На национальный символ тянул. Вернее — на идеал. Дескать — как ни режь, а я...
— Холоднокровные потому что.
— Я и говорю. Аберрация возникает. Как вообще с идеалами. В нас крови пять литров и вся — горячая. А идеал, он — всегда холодный. В результате — несовместимость.
— Горячего с холодным?
— Реального с идеальным?
— Материализма с идеализмом.
— Ну да, гремучая смесь.
— И отсюда — кровопускание.
— По-нашему: кровопролитие.
— Чтоб охладить?
— Да — горячие головы?
— Не, наоборот. Идеалы подкрасить.
— Придать им человеческий облик.
— Вроде того. Снять напряжение. Так они лучше сохраняются.
— Кто?
— Идеалы. Особенно — в камере.
— Ни дать ни взять консервы.
— Ага, в собственном соусе. Особенно — когда в сознание приходишь.
— Макабр.
— ...на нарах калачиком. Угорь и есть. На экспорт только не годится.
— Но на национальный символ вполне.
— Макабр.
— Сколько, Густав Адольфыч, говоришь, сортов было?
— Шестнадцать. Шестнадцать сортов фабрика выпускала. Копченого, маринованного, в масле, в собственном соусе — тоже.
— А теперь?
— Теперь — радиоприемники и будильники. Хорошие, между прочим, будильники: с малиновым звоном. Приемники только длинно- и средневолновые. Короткие волны вон он (кивает на Петровича) запретил.
— Такое уж у нас море, Базиль Модестович. Все-таки — жестяного цвета. Я считаю: преемственность надо сохранять.
— В общем, от угря остались одни волны. И те — длинные.
— Н-да, на экспорт не потянет. Будильники тоже, хотя и жестяные. Не говоря — с малиновым звоном. Перебои у них на Западе с православием, вот что. Разве что — Самому отправить, но это — не экспорт. Даже не импорт.
— Пищеварение скорее. Если (кивает в сторону медведя) не ссылка.