15
Угрюм и прочен
Пучкова дом. На кровле тес
Зеленой плесенью порос.
Железом накрест заколочен
Закрытый ставень кладовой.
Косматый сторож, пес цепной,
Лежит в конуре у забора,
Амбары в стороне стоят.
Их двери крепкие от вора
Замки тяжелые хранят.
Безлюдно в комнатах просторных
(Хозяин не имел детей
И редко принимал гостей),
Висят картинки в рамках черных,
Пыль на полах и по столам,
И паутина по углам.
Но спальня с желтыми стенами
Светла, опрятно убрана,
Весь угол занят образами,
Лампадка вечно зажжена,
Кровать накрыта простынею,
И полон шкап церковных книг;
Иных терпеть не мог старик
И называл их чепухою,
Потехой праздных болтунов,
Соблазном молодых голов.
В суровой школе горькой нужды
Пучков с ребячества окреп.
Его отец был стар и слеп,
И сын, изнеженности чуждый,
Переносил мороз и зной,
Шатаясь по миру с сумой.
Порой калекой притворялся,
За крендель колесом катался
И на кресте всегда берег
С казной холстинный кошелек.
Один купец, старик бездетный,
Полубольной и безответный,
Его за бойкость полюбил,
Одел и в лавку посадил.
Приемыш рос, добру учился,
Поклонен, расторопен, тих,
За делом в лавке не ленился,
А ночью Жития святых
Читал хозяину от скуки.
Святых мужей слова и муки —
Всё помнил, но из чудных строк,
Увы, урока не извлек!
Читал, читал — и за услугу
Купца ограбил наконец.
Не вынес бедный мой купец:
И пил, и плакал, спился с кругу,
И ночью, пьяный и больной,
Застыл средь улицы зимой.
Чужого золота наследник,
Пучков себя не уронил.
Глядел смиренником и был
О чести строгой проповедник.
Не кушал рыбы по постам,
Молился долго по ночам,
На церковь подавал грошами,
Перед нетленными мощами
Большие свечи зажигал,
Но плутовства не покидал.
И странно! плут не лицемерил:
Он искренно в святыню верил.
Да! совесть надо очищать!
Что делать! страшно умирать!
Пучков об аде начитался...
И как же он чертей боялся!
На полчаса вздремнуть не мог,
Три раза «Да воскреснет бог»
Не повторив. Теперь, угрюмый,
В очках, псалтырь читал он вслух,
Но враг добра, лукавый дух,
Мутил его святые думы
И вдруг — с духовной высоты
На рынок, полный суеты,
Их низводил.
Лукич явился.
Перед Пучковым извинился:
Я, мол, читать вам помешал
И пол вот грязью замарал...
Хозяин поглядел пытливо
На гостя, поднялся лениво,
Бумажкой книгу заложил,
Зевнул, молитву сотворил
И отвечал: «Да, дождь сегодня,
Всё хорошо: всё власть господня...
Ты здешний?»
— «Здешний мещанин.
Не угадали?.. Карп Лукин».
И речь повел он стороною:
Я, мол, известен вам давно,
И позабыть меня грешно:
Служил, как надобно... Нуждою
Теперь убит. Имею дочь...
И рассказал Лукич, в чем дело.
«Гм... жаль, что не могу помочь!
Мое богатство улетело,
Как дым в трубу. Всё разошлось
По добрым людям. Да авось
Промаюсь... Стар... гляжу в могилу...
И время! господи помилуй!»
— «Нельзя ли, сударь, пожалеть?
Вы сомневаетесь, известно...
Вот образ — заплачу вам честно!
Без покаянья умереть,
Коли солгу!»
— «Зачем божиться?»
— «Да тошно! Кажется, готов
Сквозь землю лучше провалиться,
Чем эдак вот из пустяков
Просить и мучиться напрасно!»
— «Ох, милый, верить-то опасно!»
И тонко намекнул купец:
Обман, мол, всюду; всяк — хитрец:
Наскажет много, правды мало...
Да! время тяжкое настало!
Не мудрено взаем-то дать,
Но каково-то получать!
Напрасно телом и душою
Лукич божился, умолял,
В заклад домишко предлагал...
Кремень-купец махнул рукою:
«Эх, ну тебя! заклад не тот!
Твой дом не каменный! нейдет!»
— «Несытая твоя утроба!
Ну, стало, голову мне снять
И под заклад тебе отдать?
Ведь ты вот-вот под крышку гроба!..
Кому казну-то ты копишь?»
— «Опомнись, с кем ты говоришь?»
— «С тобою, старый пес! с тобою!
Ты вместе воровал со мною!
Клади мне денежки на стол!
Делись! я вот зачем пришел!»
— «И ты мне мог? и ты мне смеешь!..»
— «Кто? я-то?.. Ты не подходи!
И в грех, к примеру, не вводи,
Убью! вот тут и околеешь!»