В минуту гнева и уж, конечно, порядочно выпивши, Кондратьич опрокидывает кадушку там, где ее находит, то есть на дворе или в избе, и обыкновенно кричит жене: «Слепая Евлампия, гряди семо!..» Бедная женщина, не смея ему прекословить, подползает под так называемую подвижную храмину, а дьячок ходит вокруг и распевает: «Взбранной воеводе победительная...» Батюшка мой отчасти прощает ему эти мерзости из сострадания к его жене, которая без мужа должна будет пойти с сумою, потому что Кондратьич, как он ни плох, все же ее кормит, отчасти просто по доброте своего сердца. Дьячок, со своей стороны, умеет заискать кого ему нужно. На днях, когда благочинный входил в нашу церковь, Кондратьич забежал ему вперед. «Позвольте, позвольте!..» — «Что ты, брат?» — «А вот-с...» — и, вынув из своего кармана носовой платок, услужливый дьячок смахнул им пыль с сапог благочинного, прежде нежели тот успел ему что-либо возразить. «Каков он у вас?» — спросил после благочинный у моего батюшки. «Пьет иногда и характера не совсем покойного». — «Ну, что ж делать! Увещевай его словом божиим. Глядишь, исправится. Один бог без греха...» Однако пора обедать. После обеда завалюсь спать и просплю до вечера, просто — наслаждение!..