Весь Ваш
И. Никитин.
N3. Нет ли слухов о ::сем комиссионерстве в Академии?
42. Н. И. ВТОРОВУ
Христос воскресе, мой милый друг, Николай Иванович.
Поздравляю Вас с праздником, крепко обнимаю и целую.
На этот раз я имею сообщить Вам приятную новость: с Курбатовым, наконец, я развязался; все обошлось прекрасно — тихо и мирно, без всяких вспышек с моей стороны и без всяких сильных возражений со стороны Н. П.1. Я объяснил ему, что невозможно учесть годовую прибыль от продажи книг и проч., след., условие нашего товарищества — мечта, неприложимая к делу. Затем сказал ему, не угодно ли поступить ко мне приказчиком, Курбатов отвечал: «Очень рад» — и объявил годовое жалованье в ,80 руб. серебр. Я, разумеется, не мог согласиться на такое огромное жалованье, — и мы разошлись. С той поры на душе у меня легче, и сон мой покойнее. Курбатов — добрый и честный человек, в этом нет ни малейшего сомнения, но характеры наши, наши взгляды на то, как нужно себя держать, когда обедать, отпирать и запирать магазин и проч. и проч., совершенно противоположны. Курбатов не может одеться без лакея, тем более пообедать или напиться чаю, а я — человек невзыскательный: подаст мне кухарка на стол, что нужно, — хорошо; нет — я и сам все приготовлю. Да признаться, таким двум молодцам (купеческое выражение), как я и Н. П., решительно нечего делать в магазине: книжная торговля идет чрезвычайно вяло, иногда в день выручается 3 руб., иногда 5 руб. Один я все-таки не робею: и буду сыт и обут, я привык жить скромно, но платить огромное жалованье я не в состоянии. Хорошо, мой друг, если бы Вы нашли мне помощника в С.Петербурге рублей за 200 в год или с чем-нибудь. Этот помощник нужен мне только для того, чтобы я мог иногда отдохнуть или поехать за город подышать чистым воздухом — не более: ежедневно сидеть с утра до ночи в магазине — и скучно и вредно для моего здоровья.
Н. А. Сеньковский не совсем аккуратно исполняет мои поручения: некоторые из назначенных мною книг он, вероятно по рассеянности, не купил, что видно из присланного мне им счета и за что, как комиссионер Вор[онежской] юнкерской школы, я получил жесточайший выговор. Между тем я знаю, что книги эти всюду легко найти, и теперь я послал за ними в Москву к Са-лаеву, прося его выслать их мне по почте. Далее: Сеньковский решительно позабыл столько выгодную для меня толкучку, что также видно из его счета. Нельзя ли ему как-нибудь об этом намекнуть? А главное, для чего он присылает мне книги, о которых я его не прошу? Например, он пишет мне, что купил для меня соч.: «Молочные коровы», — черт знает что такое! Ведь я — не фермер; разве пойдут подобные книги в Воронеже? и пусть бы они были 5 кол. за экз., а то...
У меня к Вам, мой милый друг, покорнейшая просьба: купите для меня разных мелочей, как-то: портфелей, которые содержали бы в себе прибор для дамского письма, ну-с, еще — еще я и сам не знаю чего, т. е. не вижу вещей, не знаю их названий, но повторяю, что мне нужно все, что относится, хотя сколько-нибудь, к письменным принадлежностям, что бросается в глаза, что по своей невысокой цене может иметь хороший сбыт. Ради бога, мой друг, выберите подобные вещи по своему усмотрению. Я полагаюсь на Вас безусловно. Торговля одними книгами — дело невыгодное. У Вас прекрасный вкус, стало быть, Вы не ошибетесь. Сделайте милость, исполните мою просьбу...
Весь Ваш
И. Никитин. 13 апреля 1859 г., Воронеж.
43. Н. И. ВТОРОВУ
Воронеж, 1859 г., мая 8.
Что это об Вас, мой милый друг, Николай Иванович, нет ни слуху ни духу? Здоровы ли Вы и Ваше семейство? Я и Придорогин ежедневно ломаем головы, стараясь объяснить Ваше молчание. Если у вас пропасть дела, — это еще не беда, и я покоен... Сохрани Вас бог от всего дурного.
Новостей у нас нет, впрочем разве одна: М. Ф. Де-Пуле получил Станислава на шею. На днях я имел честь представляться начальнику губер[нии], который принял меня очень деликатно и радушно1. Мои торговые делишки идут так себе, недурно, но здоровье — вот Вам доказательство — мой почерк: верите ли, едва хожу, едва владею руками. Если настанет тепло и не поможет мне купанье, тогда останется одно — умереть. Воля Ваша, стихотворений своих поправлять я теперь не в состоянии, так печатать не могу; напишу к В. А. Кокореву об этом, пусть он, ради Христа, меня извинит и простит и даст время на месяц или на два для обработки моей стихотворной мелочи.