Итак, придерживайся примера, храни его для плоти, словно зеркало, и верь: принесет плод то же самое, что посеяно, оно само возвратится, — и обильнее, — и не будет другим, хотя явится по–другому. Ведь именно оно получит ту помощь и то убранство, какие Бог пожелает дать ему сообразно заслугам. Вне сомнения, именно это имел в виду апостол, говоря: Не всякая плоть такая же плоть (39); он отрицает не общность субстанции, но уравнение преимуществ, относя к телу различие по чести, а не по роду. Поэтому он добавляет еще иносказательные примеры животных и стихий. Одно есть плоть человека, то есть раба Божьего, действительно человека, другая — скота, то есть язычника, о котором и пророк говорит: уподобился человек скотам неразумным (Пс. 48:21). Иная плоть птиц (1 Кор. 15:39), то есть мучеников, которые стремятся к вышнему, иная—рыб, то есть тех, кому достаточно воды крещения [206]. Так же использует он и примеры с небесными телами. Иная слава солнца, — то есть Христа, иная — луны, — то есть церкви, иная — звезд, то есть семени Авраамова. И звезда от звезды разнится в славе, и есть тела небесные и тела земные (40—41), то есть иудеи и христиане. Но если это сказано не иносказательно, то, конечно, напрасно он сопоставлял плоть мулов и коршунов и тела небесных светил с человеческой плотью, ибо те несравнимы с ней по своим свойствам и не получают воскресения. Наконец, проведя путем этих сравнений различие в славе, а не в субстанции, он заключает: Так и при воскресении мертвых (42). Как же? И здесь различие не в чем ином, как только в славе. Поэтому, вновь приписывая воскресение той же самой субстанции и снова упоминая о зерне, он говорит: Сеется тленное, восстает нетленное, сеется в уничтожении, восстает в славе; сеется в слабости, восстает в силе; сеется тело душевное, восстает тело духовное (42—44). Несомненно, восстает именно то, что сеется, а сеется именно то, что истлевает в земле, а истлевает в земле именно плоть. Ибо ее поразило речение Господа: Земля есть и в землю пойдешь (Быт. 3:19), — ибо из земли и была взята. Поэтому и апостол стал говорить «сеется», ибо она возвращается в землю, а земля есть лучшее хранилище семян, дабы складывать их туда и оттуда брать. Поэтому он удостоверяет, словно накладывая печать: Так написано (1 Кор. 15:45), — дабы ты не счел, что сеется другое, а не то, о чем сказано: В землю идешь, откуда взята, — то есть не что иное, как плоть. Ибо так написано.
53. Однако некоторые доказывают, что душа — это душевное тело, дабы удалить плоть от восстановления тела [207]. Но раз определенно и твердо установлено, что воскреснет именно то тело, которое было посеяно, то у них следует потребовать разъяснить существо дела. Или пусть они покажут, что сеется душа после смерти, душа мертвая, то есть брошенная в землю, разложившаяся и истлевшая. Но ничего подобного Бог не установил. А тогда пусть признают ее тление, уничижение и слабость, чтобы признать за ней же воскресение в нетлении, славе и силе. У Лазаря (это наилучший пример воскресения) плоть был немощная, почти сгнившая до отвратительности, да при этом зловонная от разложения, и все же Лазарь воскрес во плоти и притом с душой. Но душа его была нетленна, и никто не пеленал ее льняными лентами, никто не укладывал в гроб, тем более никто не ощущал зловония и четыре дня никто не видел, что она посеяна. Состояние Лазаря, его исход [208]и ныне испытывает плоть каждого человека, но не душа. Ясно, что осуждение апостола относится к плоти, что именно о ней он говорит: плоть— это и тело душевное, когда сеется, и тело духовное, когда воскресает. Апостол подкрепляет тебя именно в таком толковании и на основании авторитета того же Священного Писания напоминает, что первый человек Адам был сделан душой живою (Быт. 2:7).