34. Все, что должно закончиться не одним ударом, а от истощения сил, длится гораздо дольше, чем человек обычно воображает. Посмотрите, например, на чахоточного, про которого думают, что он уже при последнем издыхании, а он живет еще даже не дни, а недели и месяцы; так же и в городе, доведенном до крайности осадой, каждый всегда обманывается насчет того, сколько осталось продовольствия.
35. Как отлична практика от теории! Как много людей, хорошо все понимающих, которые либо забывают, либо не умеют претворить в действие свое знание! Для таких людей ум их бесполезен; это все равно, что иметь в ларце клад и обязаться никогда его оттуда не вынимать.
36. Кто надеется приобрести расположение людей, пусть знает заранее, что никогда не следует прямо отказывать в просьбе, а надо отвечать общими словами; ведь тому, кто просит часто, уже не нужны твои услуги, а кроме того являются препятствия, которые всегда тебя оправдают. Кроме того, люди так просты и так легко позволяют убаюкивать себя словами, что, даже не делая ничего для себя неудобного или невозможного, ты часто, благодаря одной только ловкости ответа, вполне удовлетворишь того, кто всегда остался бы тобой недоволен, если бы сразу получил отказ.
37. Отрицай всегда то, что по-твоему не должно быть известно, и утверждай то, чему люди по-твоему должны верить; пусть многое тебя изобличает, пусть будет против тебя почти достоверность, но смелое утверждение или отрицание часто привлекает ум слушателя на твою сторону.
38. Могущественнейшему дому Медичи с его двукратным папством много труднее удержать власть над Флоренцией, чем это было простому гражданину Козимо; помимо его необычайного могущества, этому способствовали и условия времени, так как Козимо приходилось бороться за власть с могуществом немногих, не вызывая противодействия народа, не ведавшего свободы[86]; наоборот, при всех распрях между знатными и при всех переменах выдвигались люди среднего и даже самого низкого состояния. Теперь же, когда люди узнали, что такое Большой совет, речь идет не о том, чтобы взять или удержать власть, захваченную четырьмя, шестью, десятью или двадцатью гражданами, а о правлении всего народа, который так стремится к свободе, что никакая мягкость, никакое угождение, никакое превознесение народа со стороны Медичи или других властителей не позволяет надеяться, что он о ней забудет.
39. У нашего отца были такие удачные сыновья, что он в свое время считался всеми самым счастливым отцом во Флоренции, и все же я много раз говорил себе, что отец, если принять в расчет все, получил от нас больше огорчений, чем радостей; подумайте только, что происходит, когда дети безумны, злы или подлы.
40. Великое дело иметь власть над другими. Кто умеет хорошо ею пользоваться, устрашает этим людей еще больше, чем своей силой; подданный, не зная, как велики эти силы, должен скорее решиться уступить, чем испытывать, можешь ты исполнить свои угрозы или нет.
41. Если бы люди были добры и разумны, то человек, поставленный над другими, должен был бы по справедливости применять мягкость, а не суровость, но так как они большей частью и не очень добры, и не очень разумны, то приходится больше полагаться на суровость, и тот, кто думает иначе, обманывает себя сам. Охотно признаю, что, если бы кто-нибудь мог соединить как следует то и другое и смешать их вместе, он создал бы то удивительное созвучие и ту гармонию, нежнее которой нет ничего на свете; однако, это такая милость, которую небеса даруют немногим, а, может быть, и никому.
86
Флоренция с конца XIV века управлялась крупной торговой олигархией, опиравшейся на старшие цехи и возглавлявшейся Альбицци. Политическое равновесие, установленное после ликвидации восстания чомпи (1378) между этой буржуазной аристократией и младшими цехами, быстро нарушается. Уже в 1382 году участие младших цехов в высших органах управления, синьория и коллегиях ограничено одной третью, в 1387 году – одной четвертью членов. Однако в пределах победившей олигархии происходит быстрый процесс концентрации власти. Традиционные институты флорентийской конституции (синьория, коллегии, советы) теряют всякую реальность и сохраняются только для механического утверждения решения действительных правителей. Все управления сосредоточены в руках сначала Мазо Альбицци (ум. в 1417 году), а после него Никколо да Удзано и Ринальдо Альбицци. Исконные соперники Альбицци, банкир Джованни Медичи и его сын Козимо (1388–1464) опираются в борьбе с ними на младшие цехи и на часть прежней аристократии, которой возвращается право гражданства, отнятое за полтора столетия до прихода Медичи к власти.