В 1485 году началась война баронов[211], а затем и война папы Иннокентия против короля Феррандо, за которого заступились Милан и Флоренция согласно условиям союза; однако в Милане, управляемом тогда синьором Лодовико, меры принимались с большим опозданием, так что делу много раз грозила большая опасность; поэтому Якопо был послан в Милан хлопотать перед герцогом, которого он так раззадорил своими настоятельными доводами, что из Милана быстро пошло большое и сильное подкрепление, благодаря которому заключен был почетнейший мир; заслуги Якопо перед королем, герцогом Калабрии и нашим городом в этом деле достойны удивления. После заключения мира Якопо вернулся во Флоренцию и, будучи викарием Чертальдо, получил приказ сейчас же отправиться в Пизу и, собрав там войска, перебросить их к Сарцапелло[212], тесно обложенный генуэзцами. Выступив из Пизы, наши войска, начальником которых был граф Питилиано, напали на неприятеля и заставили его снять осаду; тут пришел приказ двинуться к Сарцане, а Якопо, утомленный, помня болезнь, перенесенную под Пьетрасантой, просил отпустить его, хотя находил, что дело может кончиться успешно; но согласия не получил, – наоборот, ему было приказано участвовать в походе на Сарцану, куда вместе с ним назначен комиссаром Пьеро Веттори. Город был взят с честью для нас.
В следующем году, ввиду некоторых действий генуэзцев, он вместе с Бернардо дель Неро[213] был назначен комиссаром в Пизу; а в 1489 году готовились к свадьбе Изабеллы, дочери герцога Калабрии, которая была невестой Джованни Галеаццо, герцога миланского, и так как она должна была сойти на берег в Ливорно, то во Флоренции ввиду союза между обоими государствами сочли необходимым встретить ее с величайшими почестями; поэтому Якопо Гвиччардини, Пьеро Пандольфини и Паолантонио Содерини[214] посланы были ее приветствовать. Это было последнее дело, порученное Якопо, который вскоре слег от недуга, тянувшегося несколько месяцев и плохо понятого врачами: болезнь его была грудная; 18 мая 1490 года он ушел из этой жизни в таком ясном сознании, с такой верой и в таком прекрасном состоянии духа, что большего нельзя было бы и желать. Он мог говорить до последней минуты и распорядился своими делами, не составляя завещания, а поручив все на словах своему сыну Пьеро, которому верил, так как знал, что на него можно положиться. Он простился в последний раз с детьми, внуками и родными, каждому оставил что-нибудь на память, сообразно с его возрастом и качествами.
Рассматривая все черты его характера, мы найдем, что это был человек достойнейший, богато взысканный дарами духа, природы и судьбы, которые дают счастие, когда соединяются в одном человеке. Он был умен, храбр, щедр, услужлив и добр, во всяком случае был чист от всяких зловредных пороков; правда, он был распущен и несколько обжорлив, чего нельзя было ожидать от такого человека, но в делах имущественных он был чист, а от природы добр, не склонен к злу или к мстительности. Хотя от отцовского наследия у него осталось немного, так как ему пришлось уплатить из него одну тысячу пятьсот флоринов, но он получил большое приданое за женой; с этим состоянием по тем временам, которые были хороши для торговли, он нажил много, как это видно из веденной им книги, в которой кратко занесены все его расчеты. Он, как будет сказано ниже, вел даже морскую торговлю и впоследствии, когда женил сына, у невесты которого было хорошее приданое, открыл шелковое дело и приблизительно за двадцать лет нажил на нем одиннадцать тысяч дукатов. Он получал также достаточно много от города, когда ездил послом или оратором, и таким образом составилось до последнего гроша его богатство. Мы видим поэтому, что состояние у него было большое, но он добился его, не присваивая себе чужого; наоборот, он всегда честно получал свою часть. Зло он всячески старался искоренять, но ни за что не хотел сделаться начальником полиции во Флоренции[215].
В 1406 году он был в большой милости у сына Козимо, Пьеро, который хотел сделать его членом коллегии восьми, но Якопо отказался, не желая участвовать в приговорах об изгнании. Пьеро был человек великодушный, но при этом перевороте он, ради удовлетворения своих друзей, позволил осудить и сослать гораздо больше граждан, чем он это сделал бы по собственной воле. Якопо ему помогал и добился того, что многих вернули, между прочим Пьеро Минербетти, который был впоследствии рыцарем; он был большим другом мессера Аньоло Аччайоли и вел с Пьеро переговоры о его возвращении, на которое Пьеро готов был согласиться по добродушию своей природы; однако он выжидал какого-нибудь случая, который позволил бы ему это сделать, не слишком раздражая друзей; когда Пьеро умер, Якопо продолжая те же переговоры с Лоренцо, но из них ничего не вышло, так как Лоренцо этого не хотел. После смерти Пьеро в 1469 году Якопо, бывший в то время оратором в Риме, написал Лоренцо письмо, убеждая его запастись терпением, и дал ему, главным образом, два совета: первый – это сохранить для себя друзей отца и деда, верность и ум которых были испытаны во времена многих опасностей и переворотов; второй – подражать милосердию отца и пускать в дело железо и жестокие средства лишь при самой крайней необходимости. Позднее, после заговора Пацци, Лоренцо был страшно против них ожесточен – потому ли, что такова его природа, потому ли, что он был потрясен гибелью брата, собственной раной и страшной опасностью, ему грозившей; он приговорил к тюрьме молодых Пацци, которые были невинны и о заговоре не знали, и велел издать приказ, по которому девушкам Пацци, не имевшим большого приданого, запрещалось вступать в брак во Флоренции; Якопо всегда убеждал Лоренцо выпустить невинных юношей из тюрьмы и лучше изгнать их из пределов нашей земли и снять с девушек запрет брака; в конце концов Лоренцо, хотя и гораздо позднее, согласился на то и другое – потому ли, что смягчился, или потому, что его уговорили Якопо и другие граждане, просившие о том же.
211
Борьба неаполитанских баронов с королем Ферранте, организованная папой Иннокентием VIII.
213
214