В 1504 году я слушал в Падуе по утрам гражданское право у мессера Джироламо Боттичелла из Павии, а по вечерам продолжал слушать мессера Карло Руино.
В 1505 году, который я начинаю теперь с 25 марта, согласно флорентийскому счету, я жил в Падуе до конца июля месяца, работая у тех же учителей, а затем вернулся во Флоренцию; в последний день октября мне было поручено нашими великолепными синьорами преподавать институции во Флоренции, где в это время было создано студио, с жалованием в двадцать пять флоринов в год. Соперничали со мной мессер Джованни Баттиста Гамберелли или Ластрайоло, один из старейших юристов во Флоренции, но человек малой учености, мессер Якопо Модести из Карминьяно, у которого я слушал: институции, и мессер Франческо, сын Бартоломмео Пандольфини, начавший читать в год моего вступления; начали же мы читать 9 ноября; слушателей у мессера Джованни и у мессера Франческо было меньше, чем у меня, а у мессера Якопо и у меня их было почти поровну; если вообще у кого-нибудь было преимущество, то у него, но оно состояло скорее в знатности некоторых учеников, чем в большей численности слушателей.
В том же году, 15 ноября, я получил степень доктора в капитуле Сан Лоренцо в коллегии Пизанского студио, но только по гражданскому праву, не желая тратить лишних двадцати с половиной дукатов, так как степень доктора канонического права важного значения не имела; выдвинули меня мессер Антонио Малегонелле, мессер Франческо Пепи и мессер Джованни Ветторио Содерини; лекцию же свою я прочел утром этого дня.
Отец мой, Пьеро, считал, что за время с начала моего ученья до этого дня истрачено было отчасти на мое учение, отчасти на книги, отчасти за время жизни вне дома, отчасти на докторат на 26 дукатов сверх пятисот дукатов; однако точно указать цифру не могу.
Получив степень доктора, я в том же году начал выступать как адвокат, и клиентов у меня было больше, чем можно было ожидать по моим летам, по числу ученых юристов во Флоренции, по небольшому количеству дел в те тяжелые времена и по сравнению с другими молодыми докторами.
В 1506 году я продолжал читать свои лекции, о которых я говорил выше, и читал весь июль при большом количестве слушателей, как и раньше; затем я прекратил чтение, так как наступили вакации, и больше не преподавал.
В этом году, в мае, я крестил дочку мессера Лодовико, сына Аньоло Аччайоли, вскоре затем умершую; крестили ее мессер Боно Бони и я. В том же году я был выбран адвокатом общины Фивиццано с жалованием в три дуката в год, и сделано это было стараниями Карло, сына Леонардо дель Бенино, который был тогда комиссаром, и отчасти в память деда моего Якопо Гвиччардини, с которым эта община была в дружбе.
В том же году, 6 июля, по смерти мессера Антонио Малегонелле, я был выбран вместо него адвокатом церкви Санта Мариа Нова, адвокатами которой состояли раньше мессер Франческо Пепи[225], мессер Антонио Строцци и мессер Джованни Витторио Содерини. Получал я за это гуся в день всех святых, козленка на пасху, несколько огарков на Санта Марка Канделлара, кусок телятины на день Сан Корнелио.
В том же году, 14 января, когда отец мой, Пьеро, был викарием Скарперии, я женился на Марии Сальвиати, четвертой дочери Аламанно, сына Аверардо Сальвиати, взяв за нее в приданое две тысячи неполноценных флоринов наличными деньгами, как это видно по брачному договору; брак этот до известного времени держался в тайне, о чем я еще скажу дальше. Я мог в те времена взять гораздо более крупное приданое и жениться на девушке знатного рода, а кроме того, брак этот не особенно нравился отцу моему, Пьеро, по многим: причинам: Аламанно[226] и его двоюродный брат Якопо, сын Джованни Сальвиати, были врагами Пьеро Содерини, тогда пожизненного гонфалоньера, а отец мой был с ними близок, дела города сильно его утруждали, и он боялся, как бы Сальвиати в один прекрасный день не кончили плохо; кроме того, он желал для меня большего приданого и, так как у него было пять сыновей и шесть дочерей, боялся, что на долю каждого придется немного; наконец, Сальвиати были богачами, жили в роскоши, и отец мой опасался, не воспитана ли девушка в слишком большой пышности и роскоши; несмотря на все это, я твердо решился на ней жениться. Родство с Аламанно и Якопо, их покровительство, богатство и влияние могли выдвинуть любого частного человека во Флоренции, я же был весьма честолюбив и по этой причине непременно хотел стать их родственником; кроме того, я считал, что лишние пятьсот или шестьсот дукатов приданого для меня не важны. В конце концов в названный день я, с разрешения Пьеро, которое досталось не без труда, вступил в этот брак, и сватом моим был Аньоло, сын Джованни Барди; однако, если бы все не было хороша подготовлено как с их, так и с моей стороны, дело могло бы расстроиться из-за неумелости моего свата, который для таких вещей не годился.