[8] Итак, чего же хочет немецкий филистер? Он хочет быть буржуа, эксплуататором внутри страны, но он также хочет не подвергаться эксплуатации вне страны. Он пыжится как «нация» вне страны и говорит: «Я не подчиняю себя законам конкуренции, это претит моему национальному достоинству; как нация я – существо, возвышающееся над торгашеством».
Национальность рабочего – не французская, не английская, не немецкая, его национальность – это труд, свободное рабство, самораспродажа. Его правительство – не французское, не английское, не немецкое, его правительство – это капитал. Его родной воздух – не французский, не немецкий, не английский, его воздух – это фабричный воздух{137}. Принадлежащая ему земля – не французская, не английская, не немецкая, она лежит на несколько футов ниже поверхности земли. Внутри страны деньги – отечество промышленника. Таким образом, немецкий филистер хочет, чтобы законы конкуренции, меновой стоимости, торгашества утратили свою силу перед заставами его страны! Он желает признавать силу буржуазного общества лишь постольку, поскольку это соответствует его интересам, интересам его класса! Он не желает пасть жертвой той силы, которой он хочет приносить в жертву других, а в пределах своей страны приносит в жертву самого себя! Вне страны он желает показывать себя и встречать к себе отношение как иное существо, чем то, каким он является и действует сам внутри страны! Он хочет сохранить причину и упразднить одно из ее следствий! Мы докажем ему, что самораспродажа внутри страны имеет своим необходимым следствием распродажу вне страны; что конкуренция, которая является его силой внутри страны, не может воспрепятствовать тому, чтобы сделаться вне страны его бессилием; что государство, которое он подчиняет буржуазному обществу внутри страны, не может защитить его от активности буржуазного общества вне страны.
Как бы активно отдельный буржуа ни боролся против других буржуа, буржуазия как класс имеет общие интересы, и эта общность интересов, будучи внутри страны обращена против пролетариата, вне страны обращена против буржуа других наций. Это буржуа называет своей национальностью.
2) Конечно, промышленность можно рассматривать с совсем иной точки зрения, чем точка зрения грязного торгашеского интереса, с которой ее ныне взаимно рассматривают не только отдельный купец и отдельный фабрикант, но также и производящие и торгующие нации. Промышленность можно рассматривать как великую мастерскую, в которой человек впервые присваивает самому себе свои собственные силы и силы природы, опредмечивает себя, создает себе условия для человеческой жизни. Когда промышленность рассматривают таким образом, то абстрагируются от тех обстоятельств, в рамках которых она ныне действует, в рамках которых она существует как промышленность; в этом случае стоят уже не в промышленной эпохе, а над нею, рассматривают промышленность не потому, чем она ныне является для человека, а по тому, чем нынешний человек является для человеческой истории, чем он является исторически; оценивают не промышленность как таковую, не ее нынешнее существование, а, напротив, ту силу, которая заключается в промышленности помимо ее сознания и против ее воли и которая уничтожает ее и создает основу для человеческого существования. (Полагать, что каждый народ внутри самого себя проделывает это развитие, было бы столь же нелепо, как полагать, что каждому народу следовало бы проделать политическое развитие Франции или философское развитие Германии. То, что нации сделали как нации, они сделали для человеческого общества, только вся их ценность состоит в том, что каждая нация разработала для других наций одно из тех главных определений (главных аспектов), в рамках которых проделывает свое развитие человечество, и, таким образом, после того как были разработаны: промышленность в Англии, политика во Франции, философия в Германии, они разработаны для всего мира, и их всемирно-историческое значение, как и всемирно-историческое значение этих наций, тем самым завершилось.)